Лицо его преобразилось. Глаза светились, а руки были протянуты к нам в надежде, что мы поймем его решение.

Первым опомнился Аршинов:

— Ну что ж… Решил, значит, так тому и быть. И рубины при тебе целее будут. Молодец, одобряю!

— Принц, ну, как же так? — спросила я.

— Ты не оставила мне выхода, Полин. То есть выход был один, и я его выбрал. Без тебя мне жизнь не мила. Без тебя нет смысла бороться за страну и корону. Ты предпочла родину и одиночество вдали от меня. Что ж, Бог тебе судья.

— Может, это мимолетная слабость, которая вскоре пройдет?

Аршинов подошел и положил руки мне на плечи:

— Не отговаривайте его, Аполлинария Лазаревна. Он взрослый мужчина и сам принял решение. Малькамо, держи сундучок. Храни его, как зеницу ока. Мы с негусом еще вернемся.

Малькамо принял драгоценную реликвию и поклонился.

— Можно я тебя сфотографирую на прощанье? — спросил Нестеров.

Принц кивнул. Таким он и остался в моей памяти: в белых одеждах, с огромными молящими глазами, обращенными на меня, с рубинами царицы Савской в руках.

Глава пятнадцатая

Полина заболевает. Красный Крест. Баронесса Франческа де Лускони. Встреча с отцом. Доказательство поездки. Письмо Нестерова. Подтверждение Малькамо. Рождение Марии. Письмо Анибы Лабрага. Конец.

До порта Массауа мы добирались несколько дней. В пути меня настигла лихорадка, я лежала в забытьи в повозке, запряженной мулами, и мучилась от кошмаров. На меня неслись абиссинские воины в львиных шкурах на плечах, я тонула в болоте, полном крокодилов с ощерившимися пастями, пыталась найти выход из темного подземелья. Мои спутники поили меня теплой водой из тыквенной фляги и меняли на лбу влажные повязки. Все тело ломило и меня бросало то в жар, то в холод.

Очнулась я оттого, что меня сильно тошнило. Я открыла глаза и обнаружила себя в небольшой каюте с круглым окном иллюминатором. Корабль качало, поэтому я едва успела вытащить из-под койки ночной горшок и выплюнуть туда желчь, рвавшуюся наружу.

Дверь отворилась и в каюту вошла женщина в белом платье. Ее волосы были убраны под косынку со знаком красного креста на лбу.

— Где я? — спросила я.

Сестру милосердия звали Луизой. Корабль, зафрахтованный женевским комитетом Красного Креста, прибыл к берегам Абиссинии, чтобы забрать итальянских раненых, умиравших от ран и голода. Сестра Луиза рассказала мне, что к капитану корабля прорвался русский казак зверообразного вида, по глаза заросший бородой, и настоял, чтобы тот позволил забрать больную гражданку Российской Империи. Капитан поначалу не соглашался, ведь корабль предназначался для итальянцев, но Аршинов (а это был конечно он) поклялся не сойти с места, пока мне не будет предоставлена каюта и медицинская помощь. За меня заступилась одна из патронесс Красного Креста, баронесса Франческа де Лускони, прибывшая с миссией, и капитан сдался. Меня поместили в каюту и, как могли, облегчали мои страдания, пока, наконец, я не пришла в себя. Вскоре мне стало намного лучше, я уже могла самостоятельно подниматься с постели, а через сутки уже сама предложила сестрам милосердия свою помощь в уходе за ранеными. Меня облачили в такой же наряд — белое платье и косынка с красным крестом, и поначалу поручали самые простые занятия: я щипала корпию, подносила раненым питье, и просто слушала их рассказы, так как в итальянском сильна не была.

За время недолгого путешествия мы с баронессой сдружились. Это была дама весьма непрезентабельной наружности — высокая, костистая, с лицом, напоминающим лошадиное. Но у нее было такое доброе сердце, она так мастерски руководила вверенной ей миссией, что мне оставалось только восхищаться ее душевными качествами и умением досконально разбираться в любой мелочи.