— Это вы несколько месяцев назад продали настойку беременной женщине по имени Лупе Кордеро? — спросил я, — Ту самую, которая должна была снимать утреннюю тошноту и улучшать состояние плода?

— Я продал множество подобных настоек. — Курандеро пожал плечами. — Так что может быть.

— Ребенок Лупе Кордеро родился без души, — сказал я. Смуглая кожа старика посерела — будь он европейцем, она стала бы такой же белой, как его волосы. Он истово перекрестился.

— Нет! — закричал он. — Этого не может быть!

— Боюсь, это так, мистер Эрнандес, — сказал я, вспоминая слова Михаэля Манштейна, что курандеро может и не подозревать о происходящем в его лавочке. — Магический анализ вашего снадобья показал, что часть его силы исходит от ингредиентов и заклинаний, посвященных Уицилопочтли.

Как и любой ацтек, Эрнандес знал, каким богам поклонялся его народ до появления в Новом Свете испанцев. Он стал еще бледнее — словно кофе, который постепенно разбавляют молоком.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, сеньор, я не пользовался этим ужасным ядом!

— Но он там был, — сказал я.

— Он и сейчас здесь, — добавила чудотехник Борнхольм. — Я могу определить его присутствие в доме. Грязное зелье!

— Отойдите в сторону, господин Эрнандес, — приказал Хиггинс. Курандеро отпрянул, словно в кошмаре, от которого никак не может пробудиться. Один из ОМОНовцев остался охранять его. Остальные хлынули в дом.

В доме было не слишком чисто — я догадался, что старик жил один. Портрет русоволосой женщины в черной рамке на покрытом скатертью столе подтвердил мое предположение.

Если старик и поклонялся Уицилопочтли, то, конечно, тщательно скрывал это. В передней комнате висело столько лубочно-ярких католических образов, что их с успехом хватило бы на пару церквей, если, конечно, ставить количество превыше качества. Перед резной деревянной фигуркой Мадонны горели свечи. Я вопросительно взглянул на Борнхольм. Она кивнула — маленький алтарь был именно тем, чем казался.

Одна из спален была в беспорядке, еще беспорядочнее она стала, когда дюжие маги перерыли ее сверху донизу. В кухне было тоже довольно грязно — Эрнандес не принадлежал к числу чистоплотных вдовцов. Тут ОМОНовцы принялись орудовать, как только покончили со спальней.

Но настоящим логовом выглядела так называемая лаборатория курандеро. Там было множество предметов, обычных для жилища любого ацтекского знахаря — кактус пейотль (для более глубокого проникновения в Иную Реальность), стебли алоэ (служащие для той же цели, но менее мощные), настойка из корней ксиуамолли и собачьей мочи, которая, как предполагается, должна предотвращать облысение. По мне, так уж лучше ходить лысым.

У Эрнандеса были и свои предметы гордости — в стеклянной колбе лежали десятки крошечных обсидиановых наконечников стрел. То ли старый мошенник старался произвести впечатление на своих пациентов, то ли он и впрямь успешно лечил раненых эльфами (от коих ацтеки страдают столь же часто, сколь и германцы, хотя германские эльфы обычно изготавливают наконечники стрел из кремния).

Нашли мы и настойку для пробуждения Тлацолтетео, демона желания, — по-моему, он скорее способен погасить вожделение, нежели возбудить его. На банке с настойкой было что-то написано по-испански. Борнхольм перевела: «Использовать в сочетании с горячим душем». Она засмеялась.

— Насчет горячего душа он не прав.

Кабы этим и ограничивалась деятельность курандеро, посещение его группой ОМОНовцев оказалось бы пустой тратой денег, заработанных тяжким трудом налогоплательщиков.