Ну, в общем, он заказал кофе и пятьдесят капель «Хеннесси». Сказал Инге: основной заказ потом. Я, мол, друга жду. Вас, значит… А потом, когда вы позвонили…
— Я позвонил? — спросил я. — Я позвонил Беркутову?
— Нет, — ответил бармен, — мне.
Час от часу не легче. Я позвонил бармену! Я сидел, молчал, пытался понять, что происходит. А бармен и Петренко смотрели на меня. Бармен — удивленно, Петренко — ехидно, неодобрительно. Я тряхнул головой и сказал:
— Хорошо. Допустим, я позвонил. И что же я вам сказал?
Бармен растерянно посмотрел на Петренко. Тот усмехнулся.
— Так что же я вам сказал, молодой человек? — повторил я.
— Вы забыли?
— Начисто, друг мой, начисто. Так что же я вам сказал?
— Э-э… Вы сказали, что вы Обнорский… Андрей… Что у нас сейчас должен сидеть известный артист Андрей Беркутов. Я ответил, что да, мол, сидит такой. А вы сказали, что нужно ему передать: в силу, мол, обстоятельств, встреча переносится в «Коралл». И что, мол, вы его просите прийти в «Коралл». Тут ходьбы-то пять минут. — Бармен пожал плечами и замолчал.
— А дальше что? — спросил я.
— Дальше? Дальше ничего. Я передал Беркутову ваши слова. Он допил кофе, расплатился и ушел… А спустя три минуты вернулся. Весь в крови, на ногах не стоит, говорить не может. Ну мы, конечно, сразу вызвали «скорую» и ментов… извините, милицию… А вы совсем все забыли?
Я закурил, посмотрел на бармена:
— Послушайте, как вас зовут, молодой человек?
— Антон.
— Очень приятно. Скажите мне, Антон: вы уверены, что слышали по телефону именно мой голос?
— Э-э… простите?
— Я говорю: мой голос и голос человека, который вам звонил — один и тот же голос?
Бармен растерялся.
— Ну вообще-то… — сказал он. — Вообще-то, трудно сказать наверняка. Да и слышно было плохо.
— Понятно. А все-таки: похож голос или нет?
— Н-ну… похож.
— Спасибо, Антон, — сказал я.
— Свободен, — сказал бармену Петренко. — Иди трудись дальше… Пока ОБЭП не прихватит.
Бармен скривился, но тут же преодолел себя, улыбнулся и ушел. Петренко сделал еще глоток пива… Мне тоже хотелось пива, а еще лучше — водки, но пить я не стал.
— Слушай, капитан, — сказал я Петренко, — я не звонил бармену. Я и телефона-то этого кафе не знаю.
— Конечно, — ответил Петренко. — Что же я, не понимаю?
В его голосе звучала издевка.
— Что вы понимаете?
— Что какой-то подлый злодей позвонил от твоего, Андрей Викторович, имени… А ты — нет. Ты не звонил. Ты и номера телефона не знаешь. Номер вообще засекречен, узнать его невозможно.
Петренко откровенно издевался, он как будто говорил мне в лицо: говнюк ты, Обнорский, и врешь неумело… Ай-яй-яй!
— Так, — сказал я, пытаясь сосредоточиться, — так… Ты мне не веришь, капитан. Но объясни мне, пожалуйста: какой смысл мне врать? Если бы я позвонил Андрею… или бармену… зачем мне скрывать это?
— Действительно, — с ухмылкой произнес Петренко, — зачем?
— Не подкалывай, капитан. Объясни.
— Объяснить?
— Объясни.
Петренко с силой вдавил сигарету в пепельницу, так, как будто давил врага, и поднял на меня глаза. |