Она этого ожидала, это был один из его любимых трюков. Она вскинула ладонь, и проклятие сорвалось с колец, символ был тонким и убийственным, пронзил вуали эфирных защит. Левеллин чуть не прыгнул в этот раз, его левая рука отдернулась, кровь вырвалась из его плеча. Он не обращал внимания на рану, вскинул вверх правую руку, сила беспечно летела к ее защитам. Они замерцали, задрожали… и с трудом выстояли.

Алая, почти черная в плохом свете, кровь текла по руке Левеллина. Его фраку пришел конец. Внезапная вспышка удивления чуть не сбила хватку Эммы, но она узнала атаку и дала ей пролететь, ее пение стало в стиле гимна. Лицо Левеллина исказилось, она была уверена, что и ее лицо не гладкое.

«Хорошо, что я не леди», — она наступал, ее воля давила, голос становился громче, а он запинался. Кровь капала с его рукава, но слишком медленно, капли замирали под его сжатой рукой, крутились в воздухе. Волоски встали дыбом на шее Эммы.

Левеллин согнулся. Кровь замедлилась, и она учуяла начало Великой работы, зависшей на краю возможности и вероятности, ее структура была спутанным хрусталем и раскаленным добела железом.

«Он питает его кровью, осторожно, Эмма!».

Если бы она не был так близко к Левеллину, она бы не увидела слабость, осторожно защищенную гнездом шипов.

«Не мешкай, — говорил он ей снова и снова, его ладонь была на ее бедре, теплая и безопасная, когда они делили постель. — Промедление в дуэли — поражение».

Она ударила в брешь с шипами, эфирная сила превратилась в сияющий острый меч, что согнулся, и она содрогнулась, ее Работа менялась, отвечая на форму его Работы. Момент был критическим, если она ошиблась, сила ее защиты будет рассеяна, и его атака уничтожит ее.

Но она не ошибалась.

Тело Левеллина сжалось, отлетело как тряпичная кукла, его Работа взорвалась под ним. Разбитые символы кружились, отплевывали искры разных оттенков, и весь дом содрогнулся до фундамента. Другой Главный обмяк и врезался в камин, голубой огонь ослепил чувствительные глаза Эммы, два его Щита упали на середине движения, он пожертвовал ими.

«А вот это плохо…».

Микал закричал, ярость была яркой медной нотой в сдавливающей горло тишине. Он бросился к ней, выхватив клинки. Эмма зря дернулась защищать себя.

Микал целился не в нее. Он прочитал угрозу Левеллина точнее, чем она, и отреагировал быстрее. Она застыла, ее ненужная защита искрилась, камень на горле нагревался, Эмма смотрела, как Микал пролетел мимо нее…

…и попал в бурю лезвий магии, черный от огня Левеллин поднялся из развалин камина. Эфирные клинки вспыхнули, и кровь вырвалась во второй раз, ее Щит упал.

— Придерживай его голову, — руки Эммы были в горячей крови. — Вот. И тут, — магия текла из ее пальцев. Ее серьги покачивались, заряд в длинных камнях изящно спускался по ее шее, мимо ключиц к рукам, пока она закрывала рану на животе Микала.

Веки Микала затрепетали. Эли держал его плечи, бледные щеки были в крови и других жидкостях. Эмме нельзя было отвлекаться. Она разглаживала плоть, символы вспыхивали алым, погружались в изорванное мясо, язык Исцеления слушался ее губ, произносящих слоги. Он была не из Белых, чья Дисциплина усиливала исцеление. Она была даже не из Серых, искателей равновесия. Нет. Дисциплина Эммы была Черной, первобытные силы были такими большими, что не думали о мелочах, типа разорванной кожи и мышц.

В этот миг ей было все равно. Исцеление сработает, она так решила. Непослушания не будет. Плоть соединилась, искра жизни ответила сильнее, чем она думала, и глаза Микала раскрылись, желтые радужки сияли огнем. Он закричал, протяжный бесформенный звук был схож с громом, она села на пятки.