К ним подошел Дональд Феллоуз, держа в руке полпинты.

– Николас сказал мне, – сухо обратился он к Фену, – что я теперь под подозрением.

– Феллоуз, – мягко ответил Фен, – вы самый что ни на есть круглый идиот. Вам, увы, невдомек, что сокрытая информация в конце концов всегда выходит наружу. Итак, зачем же ее скрывать? Продолжая в том же духе, в то время как всем и так известно, что именно вы скрываете, вы выставляете себя таким дураком…

– Ну, что ж, тогда – вперед, – пробормотал Дональд. – Скажите же мне, что именно я скрываю.

– Мой юный друг, – произнес Фен с некоторой суровостью в голосе, – я здесь не для того, чтобы делать то, что вы сочтете уместным. Я скажу вам, когда буду готов. А пока…

– А пока, – с неожиданной агрессией повторил Дональд, – каким боком, черт побери, вас это касается? Вы не из полиции.

Фен вскочил с места; он возвышался над Дональдом, как океанский лайнер над буксиром.

– Вы, – проговорил он, – самый слабоумный, низкий, безмозглый трус из всех, кого только мне подкидывала моя злосчастная судьбина. И, что еще хуже, с каждым часом становитесь все более слабоумным, низким, безмозглым и трусливым. С сожалением вынужден признать, что вы – хороший органист и хормейстер. В противном случае колледж вряд ли терпел бы вас так долго. Несколько раз я пользовался своим влиянием, чтобы вас за вашу лень не вытолкали взашей. А теперь у вас хватает наглости спрашивать меня, какое право я имею пытаться по мере сил выяснить обстоятельства этого дела. Пожалуй, лучше уж я предупрежу вас здесь и сейчас: если вы будете по-прежнему следовать избранной вами идиотской стратегии, упорно утаивая сведения, то окажетесь в тюрьме – и поделом. Уж на этот раз я вас выручать не стану.

Дональд побледнел.

– Да пропадите вы пропадом! По какому праву вы так со мной разговариваете? Да я счастлив буду убраться из этого места – с его замшелыми традициями, пошлыми умами и университетскими шишками. И не воображайте, будто ваши угрозы хоть что-то для меня значат – могу вас заверить, здесь вы просчитались! – Он смерил Фена свирепым взглядом, повернулся и вышел.

Найджел, вошедший к концу этой неожиданной и неприглядной сцены, тихо присвистнул.

– Ндаа… – сказал он. – Твоя инвектива не осталась без ответа.

Фен весело ухмыльнулся.

– Боюсь, с моей стороны это представление было игрой и расчетом от начала до конца, и своей целью оно имело нечто совершенно рациональное. Может быть, мне и не стоило этого делать, – с видимым сомнением заключил он. – И все же, не исключено, оно сослужит свою службу.

– Дональд на страже своего ущемленного достоинства всегда немного смешон, – фыркнула Шейла. – Он придет в себя через полчаса или около того. – Она зевнула и потянулась.

– А теперь, – сказал Фен, обеспокоенно озираясь по сторонам, – мне необходимо повидать мисс Уэст, пока опять не началась репетиция. Найджел, будь паинькой и принеси мне еще этой гнусной бурды, – попросил он, указывая на свою высокую пивную кружку. С этими словами он решительно направился в сторону Рэйчел, о чем-то разговаривавшей с Робертом.

– Надеюсь, вам не слишком надоела эта репетиция, – сказал Роберт. Его глаза поблескивали за стеклами очков.

– О, напротив, она кажется мне завораживающей, – ответил Фен, – и непостижимой.

– Непостижимой?

– В этой пьесе, как в очень немногих литературных произведениях, есть моменты, которые можно объяснить только присутствием божественного вдохновения.