Мы прошли через сумрачный холл, где ощущался теплый запах погасшего камина и тускло отсвечивали лаком модные низкие столики, свернули в коридор налево, и хозяин плечом толкнул дверь с табличкой «Контора». Я был усажен в уютное кресло, позвякивающая и булькающая корзинка водворилась в углу, и хозяин распахнул на столе громоздкий гроссбух.

    – Прежде всего разрешите представиться, – сказал он, сосредоточенно обскабливая ногтями кончик пера. – Алек Сневар, владелец отеля и механик. Вы, конечно, заметили ветряки на выезде из Бутылочного Горлышка?

    – Ах, это были ветряки?..

    – Да. Ветряные двигатели. Я сам сконструировал их и сам построил. Вот этими руками.

    – Что вы говорите… – пробормотал я.

    – Да. Сам. И еще многое.

    – А куда нести? – спросил у меня за спиной пронзительный женский голос.

    Я обернулся. В дверях, с моим чемоданом в руке, стояла эдакая кубышечка, пышечка этакая лет двадцати пяти, с румянцем во всю щеку, с широко расставленными и широко раскрытыми голубыми глазками.

    – Это Кайса, – сообщил мне хозяин. – Кайса! Этот господин привез нам привет от господина Згута. Ты помнишь господина Згута, Кайса? Ты должна его помнить.

    Кайса немедленно залилась краской и, поведя плечами, закрылась ладонью.

    – Помнит, – объяснил мне хозяин. – Запомнила… Н-ну-с… Так я помещу вас в номер четыре. Это лучший номер в отеле. Кайса, отнеси чемодан господина… м-м…

    – Глебски, – сказал я.

    – Отнеси чемодан господина Глебски в четвертый номер… Поразительная дура, – сообщил он с какой-то даже гордостью, когда кубышечка скрылась. – В своем роде феномен… Итак, господин Глебски? – Он выжидательно взглянул на меня.

    – Петер Глебски, – продиктовал я. – Инспектор полиции. В отпуске. На две недели. Один.

    Хозяин прилежно записывал все эти сведения огромными корявыми буквами, а пока он писал, в контору, цокая когтями по линолеуму, вошел сенбернар. Он поглядел на меня, подмигнул и вдруг с грохотом, словно обрушилась вязанка дров, пал около сейфа, уронив морду на лапу.

    – Это Лель, – сказал хозяин, завинчивая колпачок авторучки. – Сапиенс. Все понимает на трех европейских языках. Блох нет, но линяет.

    Лель вздохнул и переложил морду на другую лапу.

    – Пойдемте, – сказал хозяин, вставая. – Я провожу вас в номер.

    Мы снова пересекли холл и стали подниматься по лестнице.

    – Обедаем мы в шесть, – рассказывал хозяин. – Но перекусить можно в любое время, а равно и выпить чего-нибудь освежающего. В десять вечера – легкий ужин. Танцы, бильярд, картишки, собеседования у камина.

    Мы вышли в коридор второго этажа и повернули налево. У первой же двери хозяин остановился.

    – Здесь, – произнес он прежним глухим голосом. – Прошу.

    Он распахнул передо мною дверь, и я вошел.