Ночью мне снились лошади. Их было много. Сбившись в кучу, они плыли по реке. Это было красиво – синяя вода в реке, ярко изумрудная трава по высоким берегам и лошади с блестящими мокрыми спинами. Обычно я редко запоминаю сны, но этот запомнился мне до мельчайших подробностей. Я думала о нем все утро, а потом почему то спросила у матери: «К чему снятся лошади?» «Ко лжи», – кратко ответила она. «Вечно вы, маменька, все испортите», – хотелось сказать мне словами Бальзаминова, но испортить мое настроение в то утро, казалось, не могло ничего.

На встречу с Кириллом я собиралась, как на любовное свидание. Глядя, как я верчусь перед зеркалом, мать решила, что у меня наконец налаживается личная жизнь. Разочаровывать ее я не стала. В метро я пыталась читать строки английского стихотворения, напечатанного на окнах вагона в рекламных целях. Иногда мне удавалось сложить их в рифму, и тогда я думала, что изучение английского – это не так уж плохо.

* * *

Кирилла я увидела еще издали. Он почти не изменился. Так, возмужал немного. Заметив меня, по старой лагерной привычке он вскинул правую руку вверх и легонько подпрыгнул. Мы перешли площадь и сели на скамейку в Катькином саду. Кирилл достал сигареты и, глядя на меня, спросил:

– Куришь еще или бросила?

– Курю, – ответила я, вынимая из сумки свою пачку.

Сидевшие напротив нас старики играли в шахматы. Мы курили и молчали.

– Слушай, Валь, – наконец сказал Кирилл, – не спрашивай меня об отце. Все равно ничего объяснить я сейчас не сумею. Все так запуталось.

Я посмотрела на него и подумала, что что то в нем все таки изменилось. Прежний Кирилл доверял мне чуточку больше. Поэтому я не стала ничего говорить, а просто достала кассету и протянула ему.

– Спасибо, – обрадовался он. – Ты даже не представляешь, как здорово ты нам помогла.

Я отметила про себя это его «нам» и вспомнила свой сон. Все таки мама была права: лошади точно снятся ко лжи. Сидеть дальше не имело смысла, Кирилл уже явно скучал.

– Пойдем, – сказала я, поднимаясь со скамейки. – Мне домой надо.

– Я отвезу, – отозвался он. – Там, на Зодчего Росси, машина припаркована.

Припаркованную машину я узнала тотчас же. Это был тот самый «крайслер», на котором я уезжала из лагеря. Садиться в негр теперь мне не хотелось. Словно карты в пасьянсе, мысли перемещались в моей голове, занимая свободную ячейку.

– Ты что, теперь вместе со «шлепком» под крутого косишь или уже в братву подался? – со злостью выговорила я. – Может, у тебя и ствол теперь имеется? Под кем ходишь?.. – я пыталась вспомнить имена криминальных авторитетов, но как назло они разом вылетели из памяти.

– Ого, как ты поднаторела у Обнорского, – вдруг улыбнулся Кирилл и спросил очень серьезно: – А как ты объяснишь у себя в агентстве отсутствие кассеты?

– Скажу, что двое неизвестных в шапочках и под угрозой предмета, похожего на пистолет, вынудили меня это сделать, – предательские слезы уже текли по моим щекам.

Кирилл как то странно посмотрел на меня.

– Валь, знаешь что…

– Ничего я не знаю и знать не хочу! – я почти кричала.

– Держи, – неожиданно сказал он, протягивая мне кассету. – Сохрани это на память о встрече с любимым пионером. Отцу не впервой в передряги попадать, выкрутится как нибудь.