|
В сотый раз я задавала себе извечный русский вопрос: «Что делать?», а ответа по прежнему не находила. «Вернуть кассету в сейф или позвонить Кириллу?» – спрашивала я себя. Вернуть было просто, но тогда зачем я ее брала? А если позвонить, то что сказать?.. Предаваясь такому активному мыслительному процессу, я добрела до памятника Крузенштерну, Неожиданный визг тормозов заставил меня вздрогнуть. Я оглянулась и увидела «семерку», с переднего сиденья которой неловко и как будто нехотя пытался выбраться мужчина. Сидевший на месте водителя человек наблюдал за его действиями абсолютно спокойно. Все это напоминало какую то замедленную съемку. Мужчина уже почти выбрался из машины, когда водитель предпринял вялую попытку его задержать.
– Отстань ты, – бормотал пассажир, стряхивая с себя его руку. – Да ты никак охренел, – спрашивал водитель. И вдруг, словно кто то переключил скорость, их движения сделались резкими и энергичными. Было видно, что сидевший за рулем яростно и с трудом удерживает рвущегося наружу пассажира. Внезапно спереди и сзади притормозили две «девятки» с тонированными стеклами. Из них вывалились здоровенные амбалы в спортивных костюмах. Они быстро затолкали пассажира «семерки» внутрь, и почти одновременно все три машины рванули вперед. Вся эта сцена, напоминающая нелепый спектакль, подействовала на меня странным образом. Я не знала, кто были эти люди – бандиты, собравшиеся на «стрелку», или представители правоохранительных органов, проводящие таким образом задержание. Границы добра и зла вдруг резко расширились в моем представлении, не оставляя места сомнениям. Дома я затеяла генеральную уборку своего закутка. Такое случалось со мной крайне редко, и бабушка отреагировала на это событие единственной фразой – «дуб в лесу повалится». На самом деле дуб мог преспокойно оставаться на своем месте, потому что единственной причиной, которая подвигла меня на этот героический шаг, было желание отыскать старую записную книжку с телефоном Арсеньева. Но когда я нашла ее, то поняла, что уборку можно было и не затевать: телефон я помнила абсолютно точно.
* * *
Трубку сняли так быстро, что я не успела придумать, с чего начать разговор. Голос Кирилла я узнала сразу, но на всякий случай сказала: – Кирилл, это ты? – Я, – ответил он без выражения. – А ты – это кто? – Валентина Горностаева из «Искорки», помнишь такую? – Валя?! – теперь в его голосе слышалось неподдельное изумление и разочарование. Пора детства прошла, и он не мог взять в толк, с чего это вдруг старая «вожатка» свалилась ему на голову по прошествии двух лет, – Как твои дела? – продолжала я светским тоном. – Небось уже студент? – Да нет, работаю в одном месте. – А «шлепок» твой как? – продолжала спрашивать я. – Отец сейчас в отъезде. – Разговор явно начинал тяготить Кирилла, но он старался быть вежливым, – А сама ты чем занимаешься? Вторым Белинским не стала еще? – Белинский погиб во мне, так и не успев родиться. Я работаю в «Золотой пуле». – В той самой? У Обнорского? – живо заинтересовался он. И тут же, не давая мне опомниться, заговорил скороговоркой: – Валя, у тебя есть кассета с отцовским интервью. Ты хочешь ее вернуть, правда, Валь? Я слушала взволнованный голос Кирилла и ловила себя на мысли, что этот подросший мальчик сохранил способность понимать меня без слов. Мы договорились встретиться завтра в двенадцать часов на площади у Александрийского театра – там, откуда обычно уезжали автобусы в «Искорку». Остаток вечера я провела необычайно плодотворно. |
