Но Агеева была на летучке. Чтобы скоротать время, я заглянула к репортерам. Обычно там многолюдно, но сейчас в комнате находились только трое: Соболина, Завгородняя и Скрипка. Анна Соболина, по обыкновению, что то выискивала в компьютерной сети. Молчаливая и задумчивая, она полная противоположность своему богемному мужу. Глядя на ее красивое лицо, я подумала, что никогда не выйду замуж. Если семейное счастье заключается в том, чтобы таскаться с авоськами и молчаливо терпеть многочисленные измены мужа, то на фига мне такое счастье? Хотя, впрочем, что я об этом знаю? Ровным счетом – ничего. Наверное, если сильно любишь, то можно простить многое. В конце концов, у них сын, очаровательное двухлетнее существо. Я вспомнила нашу Манюню и подумала, что ребенку обязательно нужны отец и мать, которые его любят.

Светка Завгородняя сидела на краешке стола, картинно свесив длинные ноги, и болтала по телефону. Судя по кокетливым интонациям, разговаривала она явно не с представителями РУВД. Хотя и с ними она разговаривала точно так же. Внешностью Завгородняя тянула на топ модель, а ее характер отличался исключительной стервозностью. Отбоя от мужиков у Светки не было. Даже сейчас, пока она динамила своего очередного поклонника, Скрипка бросал весьма выразительные взгляды на глубокий вырез ее платья.

Любвеобильность Алексея Скрипки служит предметом постоянного обсуждения. Он флиртует со всеми женщинами агентства, включая Агееву. Его вниманием обойдена разве что я. Не то что это меня особенно тяготит – Скрипка явно не походит на предмет моих девичьих грез, – но так, обидно все таки. Мы с ним единственные выпускники факультета журналистики в агентстве. Хотя бы из чувства солидарности к альма матер он мог бы относиться ко мне чуточку внимательнее.

Но едва я подумала об этом, как Скрипка, увидев в моих руках сигарету, недовольно отметил, что курить следует не где попало, а в специально отведенном месте. В нашем агентстве он занимается не столько журналистикой, сколько хозяйственной деятельностью. Эти свои обязанности он выполняет с видимым удовольствием, и, чтобы не травмировать «главного завхоза», я собралась было пойти курить в коридор, но тут в комнату, пританцовывая, вошел Соболин. Летучка кончилась.

– О чем говорили? – не поднимая головы от компьютера, спросила Анна.

– Все как обычно, заюшка, – ответил Соболин. – Но есть одна новость: Голяка объявили в федеральный розыск.

Свою жену в зависимости от настроения Соболин называет «Анютой», «Нютой» или «Заюшкой». Сейчас настроение у него было отличное.

– Ас кассетой что решили? – задала вопрос я, стараясь говорить спокойно.

– Да ничего пока. Шеф сказал, что вечером обсудим все вместе.

Раз в месяц по пятницам в «Золотой пуле» проходили собрания, на которых подводились итоги и обсуждались планы на будущее.

– А сам то ты что думаешь? – не отставала от него я.

– Что мне Голяк и что я Голяку? – продекламировал Соболин, как будто произносил какой нибудь шекспировской монолог.

Все правильно, подумала я. Володе Соболину нет до Голяка никакого дела. Он же не работал в «Искорке» и не знал Кирилла Арсеньева. Я окончательно запуталась.

* * *

Как обычно, после летучки Агеева находилась во взвинченном состоянии. Она потрясала ворохом заявок, которые свалились на ее отдел, и говорила, что так работать нельзя, что Обнорский хочет невозможного, и все хотят невозможного, и в конце концов ей придется уволиться. Слова ее были не более чем защитной реакцией. Марина Борисовна работает в агентстве с самого первого дня и вряд ли представляет свою жизнь без этой привычной суеты, да и без Обнорского тоже. Сейчас она нервничала, забавно поправляла свои фирменные очки и пыталась что то отыскать в компьютере.