Сейчас я подумала, что Глеб Спозаранник, наверное, быстро бы нашел нужные слова для определения моей очередной сексуальной патологии. Да что Глеб, если даже такой тонкий и знающий меня человек, как мама, только за голову хваталась, когда я пыталась объяснить ей, что со мной происходит.

С Кириллом я никогда об этом не говорила. Мне казалось, что если я вывалю на него все то, в чем сама еще толком не разобралась, что то изменится в наших отношениях, разрушится то общее, одно на двоих пространство, которое окружает нас.

Мы не так уж много времени проводили вместе, и если нам случалось оставаться вдвоем, то было совершенно неважно, чем мы будем заниматься. Я могла валяться на кровати и читать свои конспекты, Кирилл копаться в магнитофоне, и при этом мы все равно были вдвоем. Разговоры у нас тоже случались. Причем иногда мы умудрялись понимать друг друга, не заканчивая фраз. Во время одной из таких бесед он сказал мне, что я не из того разряда, которые «Посмотрел нравятся», а по другому. Как «по другому», он уточнять не стал.

О родителях Кирилл почти ничего не говорил. Отношения в семье были непростые, и он предпочитал не касаться этой больной для себя темы. Только однажды, когда мы по обыкновению пили чай в моей комнате после отбоя, он сказал: «Мама у меня хорошая, очень. А шлепок… так себе. Все крутого из себя строит. Сотовый завел, бизнесом каким то решил заняться. Смех».

Отца Кирилла в лагере я видела лишь однажды. Он приехал неожиданно после полдника и церемонно попросил моего разрешения пообщаться с сыном. Отметив про себя их удивительное сходство, я пошла в комнату собирать вещи: в тот день я уезжала в город на выходной. Минут через сорок ко мне прибежал Кирилл:

– Валя, давай скорей. Отец уезжает, хочешь, он тебя до станции подбросит?

– Так рано уезжает? – удивилась я.

– Ну так чего сидеть то? – воззрился на меня Кирилл.

Он проводил меня до хоздвора, где красовался роскошный «крайслер».

– Это что, ваша машина? – не могла скрыть я удивления.

– Да, – буркнул Кирилл.

– А чего ж ты мне не рассказывал, что у вас такой красавец имеется?

– А его и не было… до вчерашнего дня, – как то странно и неохотно сказал он.

Ехать в этой иномарке было истинным наслаждением. Сидя на заднем сиденье, я ощущала себя по меньшей мере принцессой крови и втайне надеялась, что мне удастся доехать до города в этой прекрасной машине. Но этого не произошло. Минут через десять она плавно затормозила у станции. Мне ничего не оставалось, как поблагодарить водителя и выйти. «Вам спасибо за сына», – неожиданно произнес он на прощание.

Это было мое последнее лагерное лето. Впереди был пятый курс, диплом, и больше в «Искорку» я не ездила. Первый год мы с Кириллом часто перезванивались. Пару раз он даже заходил ко мне, и под неодобрительные взгляды мамы мы пили пиво на кухне. Он говорил, что будет поступать в Политехнический. Потом все кончилось. Последний раз он поздравлял меня с днем рождения два года назад. Я знала, что в феврале этого года Кириллу исполнилось 19 лет.

От моих воспоминаний меня отвлекла бабушка.

– Валя! С ума сошла, что ли? Пятый час, тебе ведь завтра на работу.

Я легла, но заснуть долго не удавалось. События сегодняшнего дня никак не связывались в одно целое. Словно фрагменты гигантской мозаики, в голове мелькали картинки из моей жизни – лагерь, агентство, кассета, Голяк, Обнорский, Кирилл…

«Интересно, каким он стал», – подумала я, уже засыпая.