..
– Что случилось, Хэнк? – спросила Карин.
– В понедельник начинается процесс, – ответил он.
– Ну и?..
– У меня собраны неопровержимые доказательства предумышленного убийства. Я занимался этим целый месяц, исследуя все, что могло иметь отношение к делу. И вот сегодня... сегодня я не знаю, как мне поступить...
– Но дело ясное?
– Да... Нет. Не знаю... Нет, дело неясное. Черт бы его побрал, неясное! Карин, я узнал сегодня, что убитый сам был членом банды! Сначала я просто не мог этому поверить! Но я вызвал к себе нескольких «всадников» и допросил их. Они все как один подтвердили это. Рафаэль Моррез был членом банды и очень ценным для них. Слепота практически гарантировала ему неприкосновенность со стороны полиции.
– Что же из этого следует?
– Но где же конец, Карин? Где, черт побери, границы? Ведь ребята, которые его убили, знали, что он был членом банды. Двое из них видели его прежде! А это значит, что в вечер убийства они могли его узнать. А если так, то в этом случае выходит, что они знали о том, что он слепой, когда убивали его.
– Значит, с одной стороны, – умышленное убийство слепого, а с другой стороны, жертва, сама замешанная в преступлениях.
– Ну, конечно, кем бы ни был Моррез, это не играет никакой роли. Ведь если убивают гангстера, мы судим его убийцу. Беда в том... Карин, я больше не знаю, что правильно и что нет... Я наконец получил из полицейской лаборатории заключение относительно ножей. Карин, я же должен добиться осуждения этих ребят! Я должен доказать, что они виновны в убийстве. Над этим я и работал. Из этого предположения я и исходил, доказательства этого я и подбирал. Но потом я поговорил с ними, понял их, узнал их самих, их родителей, весь механизм этих чертовых банд, и эти улицы, эти проклятые, длинные, темные улицы... Карин! Карин!
– Милый, не надо!
– И все это разом опрокинуло мои представления о добре и зле.
– Но ведь убийство – это же зло? – сказала Карин.
– Безусловно. Но кто совершил это убийство? Кто несет за него ответственность? Да, конечно, эти ребята убили. Но разве надо рассматривать только завершающее деяние? Слишком много обстоятельств привело к этому убийству. Если эти ребята виновны, то виноваты и их родители, и весь город, и полиция – где тут конец? Где я должен остановиться? – Он помолчал. – Карин, я ведь не борец за правду!
– О том, где тебе остановиться, Хэнк, говорит закон. Ты должен думать только о законе.
– Как юрист – да. Но ведь я еще и человек! Юрист во мне не может существовать отдельно от всего остального.
– Но и убийца в каждом из этих ребят неотделим от...
– Знаю. Но что заставило их убить? Вот о чем я говорю! Они убили, это правда, но разве это обязательно делает их убийцами?
– Ты начинаешь играть словами, Хэнк. Если они убили, значит они виновны в убийстве. И это все, о чем ты должен помнить.
– А сама ты веришь в это, Карин?
– Я стараюсь тебе помочь, Хэнк.
– Но ты веришь в то, о чем только что говорила?
– Нет, – тихо ответила она.
– Вот и я не верю. – Он немного помолчал. – А я ведь не крестоносец.
– Хэнк...
– Я не крестоносец, Карин. Я никогда им не был. Полагаю, что за это мы должны быть с тобой благодарны Гарлему. Наверное в глубине души я все-таки трус.
– Нет, Хэнк, ты человек очень смелый.
– Я боюсь, Карин. Я уже так давно боюсь и думаю, что все это наследие этих улиц. |