|
Дальнейшие события разворачивались в том же ритме. Собеседники походили на шахматистов, которые молча, прикрыв глаза рукой, подолгу обдумывая очередной ход, а потом, передвинув пешку, вновь застывают в полной неподвижности. Однако эти двое застыли в оцепенении вовсе не потому, что напряженно обдумывали свои ходы. Мегрэ был убежден, что они мучительно боятся сделать ложный шаг, промахнуться. В поведении игроков было что-то двусмысленное, недоговоренное. Каждый двигал свои фигуры словно бы нехотя, с готовностью в любую минуту взять ход обратно. - Я пришел узнать, каковы будут распоряжения насчет похорон, - счел должным сообщить священник. Не правда! Неверный ход! Настолько неверный, что граф де Сен-Фиакр невольно улыбнулся. - Я так и думал, что вы позвоните в банк, - проговорил он. - И теперь готов сознаться, зачем затеял все это: мне нужно было отделаться от Мари Васильефф, а она никак не хотела уезжать. Тогда я внушил ей, что это дело первостепенной важности. Теперь Мегрэ прочел тревогу и неодобрение в глазах священника. *** "Несчастный, - по-видимому, думал кюре, - он совсем заврался. И попался в ловушку. Все, проиграл". И снова тишина. Слышно было, как чиркнула спичка, и вот уже комиссар спрашивает, попыхивая трубкой: - Значит, Готье раздобыл деньги? Секундное замешательство. - Нет, комиссар. Я вам сейчас объясню... Граф казался совершенно спокойным, а вот священник был настолько потрясен, что на лице его отразилась мучительная внутренняя борьба. Он побледнел. У губ его залегла горькая складка. Видно было, что он с трудом сдерживается, чтобы не вмешаться. - Послушайте, сударь... Он больше не мог молчать. - Давайте прервем этот разговор. Сначала нам нужно переговорить. И вновь улыбка мелькнула на губах Мориса. В библиотеке, поражавшей своими размерами, было холодно. На полках, там, где стояли некогда самые ценные книги, теперь зияли пустоты. В камине были сложены дрова - чтобы затопить, хватило бы одной спички. - Есть у вас зажигалка или что-нибудь в этом роде? Поверх спины графа, склонившегося над камином, священник бросил на Мегрэ умоляющий, горестный взгляд. - Теперь, - проговорил Морис де Сен-Фиакр, возвращаясь к собеседникам, - я хочу в двух словах прояснить ситуацию. Господин кюре преисполнен самых благих побуждений, но по неизвестным мне причинам он убежден, что именно я и... Давайте называть вещи своими именами. Что именно я убил свою мать. Ведь это самое настоящее преступление, не так ли? Пусть даже оно не подпадает под действие закона... Священник так и замер, но в неподвижности его был тот трепет, с которым загнанный зверь встречает обрушившуюся на него опасность, противостоять которой он не в силах. - По-видимому, господин кюре был очень предан моей матери. И наверняка хотел избежать скандала, который мог бы разразиться в замке. Вчера вечером он прислал мне с ризничим сорок тысяч франков и записку. В глазах священника явственно читалось: "Несчастный, вы губите себя!" - Вот эта записка, - продолжал Сен-Фиакр. Мегрэ вполголоса прочел: "Будьте осторожны. Я молюсь за вас". Уфф! Словно глоток свежего воздуха! Морис де Сен-Фиакр как-то сразу воспрянул, расправил плечи. |
