|
.. - лепетал священник. - Нет! Что же вы не пьете? Ваше здоровье, комиссар. Глаза графа горели мрачным огнем. Он с каким-то ожесточением стремился довести дело до конца. - Множество людей могли бы оказаться под подозрением. Но подозреваете вы меня, и только меня. И я никак не пойму, отчего это? Даже не спал сегодня всю ночь. Я пытался продумать все возможные причины и в конце концов, кажется, нашел. Что сказала вам моя мать? На этот раз священник прямо-таки побелел. - Я ничего такого не знаю, - запинаясь, вымолвил он. - Не надо, господин кюре. Вы мне помогли, пусть так. Вы передали мне эти злосчастные сорок тысяч франков, теперь я могу перевести дух и достойно похоронить мать. Благодарю вас от всего сердца. Но в то же время вы обрушиваете на меня весь гнет ваших подозрений. Вы молитесь за меня. Это либо чересчур, либо недостаточно... В голосе его зазвенел гнев, даже скрытая угроза. - Поначалу я хотел объясниться с вами без комиссара. Но сейчас искренне радуюсь, что он здесь. Чем больше я думаю обо всем этом, тем больше мне кажется, что тут есть что-то неясное, какое-то недоразумение. - Господин граф, умоляю, не мучьте меня... - А я предупреждаю вас, господин кюре: вы не выйдете отсюда, пока не скажете мне всю правду. Граф изменился до неузнаваемости. Он дошел до предела. И, как все мягкие и слабые люди, после чрезмерной податливости ударился в излишнюю крутость. Наверное, раскаты голоса были слышны даже на втором этаже, в комнате покойной, расположенной как раз над библиотекой. - Вы поддерживали достаточно тесные и постоянные отношения с моей матерью. Думаю, Жан Метейе тоже был вашим прихожанином. Так кто же из них что-то такое сказал вам? Мать, не правда ли? Мегрэ вспомнил, как накануне священник ответил ему: - Это тайна исповеди... Он понял, почему такая мука застыла в глазах молодого кюре, почему он так терзается под градом обвинений Сен-Фиакра. - Что же такое она вам сказала? Уж кто-кто, а я ее знаю! Я, можно сказать, лично присутствовал при начале ее падения... Ведь мы с вами прекрасно знаем жизнь со всеми ее темными сторонами. Сдерживая гнев, он огляделся по сторонам: - В былые времена в эту комнату люди входили затаив дыхание, потому что здесь работал мой отец, хозяин. И никакого виски в шкафах здесь не было. И полки были полны книг, как соты полны меду. Мегрэ тоже помнил, как все это было. "Граф работает". Этих слов было довольно, чтобы фермеры по два часа безропотно дожидались в передней. "Граф велел мне прийти в библиотеку..." И отец Мегрэ казался до крайности возбужденным, потому что это считалось важным событием. - И он не разбазаривал лес на дрова, а довольствовался примусом - ставил его рядом с собой, когда калорифер не прогревал комнату, - с жаром продолжал Морис де Сен-Фиакр и, обращаясь к окончательно перепуганному священнику, добавил: - Вы этого не застали. Когда вы появились здесь, замок уже пришел в запустение. Мать потеряла мужа. А ее единственный сын валял дурака в Париже и если наезжал сюда, то лишь за деньгами. И вот тогда появились секретари... Глаза его подозрительно заблестели, и Мегрэ показалось - вот-вот хлынут слезы. |
