Изменить размер шрифта - +
 — Так это когда было? Мне без разницы, — пожал он плечами. — Можете в дом пройти, чаю хлебнуть. Но потом с дровами поможете, договорились? — он язвительно ухмылялся. — Ну, нет так нет, — сел на завалинку, вытряс папиросу из пачки «Беломорканала», прикурил от горящей спички. — Спрашивайте, коль пришли. Правда, ума не приложу, за каким рожном вам все это понадобилось…

Поговорили минут десять, дольше и смысла не было. Александру Михайловичу было шестьдесят два года, уже на пенсии, здоровье бог отнял, хотя он и старается молодиться. Последнее место работы — сторож в продуктовом магазине на Советской.

— Так всю жизнь сторожем и проработали? — поинтересовался Туманов.

— Не всю, — помотал головой Ковалев. — И фрезеровщиком работал, и стропальщиком на крановом заводе — пока здоровье позволяло. Все работы у нас, товарищ, хороши, выбирай на вкус, как говорится. А сторож — профессия ответственная. Дважды ловил воришек и в милицию сдавал, даже руку однажды сломали, а все равно обоих скрутил. Так ваши даже грамоты не дали. Про денежную премию вообще помалкиваю в тряпочку. На словах поблагодарили — мол, спасибо за работу, дражайший Александр Михайлович, а с вашей премией — шли бы вы лесом…

Супруга скончалась от тяжелой болезни десять лет назад, похоронили на грибовском кладбище. Остались с сыном, Виталька уже взрослый, работает на ответственной работе, вот только жениться никак не может — и Александр Михайлович уже опасается, что останется без внуков. А это — просто караул…

— Сын с вами проживает? — спросил Туманов.

— Со мной, глядите, какой домина, — кивнул мужчина на собственную «хатку». — Не пропадать же добру? Вроде средний был теремок, да дважды нему пристройки приделывал, вот и разросся. К нам даже из горисполкома приходили, замеры делали — мол, не жирно ли на двоих? Вроде не положены такие хоромы советским людям. Так не ломать же? Отбились с Виталькой, а потом он на ответственную работу перешел — так и вовсе забылось…

— Можете вспомнить ту ночь, Александр Михайлович? — спросил Туманов.

Вспоминал свидетель натужно, без особых откровений. Нового не добавил, даже то, что рассказал семнадцать лет назад, наполовину забыл. Сетовал, что по долгу службы не полагалась ему берданка, иначе пустился бы преследовать преступника. А так какой смысл? У преступника ружье было, не из палки же он стрелял? Не трус он, не был никогда трусом, но, извините, идти супротив ружья, не имея в запасе еще одной жизни… В принципе, претензий к человеку не было, девочке уже не угрожала опасность.

— А что с ней стало, с той девчонкой, не знаете? — поинтересовался Ковалев, раздавливая окурок носком сапога. — Жива? Выросла, поди?

— Все хорошо у девочки, — кивнул Туманов. — Живет в другом городе, да и не девочка уже, почтенная мать семейства, добилась общественного положения… — он проглотил смешинку, почувствовав сбоку сверлящий взгляд.

— Ну, и бог ей в помощь, — крякнул Ковалев. — Не знаю уж, чего хотел от нее тот мужик, но нельзя так с детьми… А вы, гражданочка, почему все время молчите? — перевел он взгляд на необычно тихую Риту. — Вы точно из милиции?

— Стажерка, — объяснил Туманов. — Набирается ума-разума.

За оградой просигналила машина — сиреневые «Жигули», и через несколько секунд появился жилистый субъект в темном расстегнутом плаще. Он был сравнительно молод, имел скуластое вытянутое лицо. Субъект хмурился. Родство с Ковалевым-старшим было видно невооруженным глазом.

Быстрый переход