Изменить размер шрифта - +
Филимон Митрофанович, прошу вас, не откажите поучаствовать!

Дьяк мгновенно надулся от важности и, первым отпихнув недалёкого главу семейства, шмыгнул мимо него во двор. Грозный Еремеев молча положил тяжёлую ладонь на плечо жертвы «милицейского произвола»…

В доме нас встретила целая орава счастливых ребятишек, двое нанятых работников и задёрганная, усталая хозяйка. Понятой Груздев, возбуждённо пританцовывая, рвался сию же минуту приступить к повальному обыску, но мне требовалось всего лишь поговорить:

– Значит, так никто ничего и не знает?

– Да уж с ночи, поди, всех соседей да подружек обегала. Совсем запропала девонька моя…

– Найдём, не переживайте.

– Да тока бы живая была, – тихо всхлипнула женщина. – Сотрудник‑то ваш, бугай известный, про косу девичью молчит небось…

– Мы проверили, он ни в чём не виноват. Баба Яга на данный момент проводит ряд следственных экспертиз, может быть, появятся новые улики. – Опустив глаза, я попытался перевести разговор: – Скажите, а почему ваш муж так неадекватно себя ведёт – грубит, что‑то из себя изображает, в дом меня не хотел пускать…

– Кто ж его разберёт, что у пьяного на уме… С утра деньги где‑то раздобыл, зенки залил, вот и хорохорится. А может, и так угостили, ему вольно языком трепать. Да вон хоть конфеток детям принёс…

– Конфеток? – непонятно зачем переспросил я.

– Гороху цветного, сахарного. Говорил, будто циркачи‑скоморохи на площади задарма горстями раздают.

Больше вопросов не было, зацепок и информации тоже, а бесцельно просиживать штаны рядом с матерью, потерявшей дочь, как‑то, знаете ли, не очень…

Я надел фуражку, попрощался, потрепал самого маленького ребятёнка по голове и шагнул за порог. Дьяк Филимон за моей спиной шумно распинался насчёт того, что «ежели Митяй и виновен, то участковый его нипочём не отдаст, потому как в милиции ихней порука круговая, кровавая!». И ведь кто‑то ему ещё верит…

 

* * *

 

От Брусникиных я направился прямиком в царский терем. Раз даже дьяк Филимон в курсе произошедшего, то уж государю‑то тем более доложили. Значит, всё равно вызовет, так какой смысл ждать, если можно самому прогуляться?

Прохожих на улице было немного. Середина рабочего дня, у всех свои дела‑заботы, а кто без дел, тот в цирке. Из знакомых лиц попался разве что авангардный иконописец Савва Новичков. Несмотря на кубистическую манеру живописи, парень как‑то умудрялся зарабатывать себе на хлеб, пару раз мы давали ему кров и защиту, поэтому он первым приветливо помахал мне рукой. Помнится, дня три назад забегал к нам в отделение, измерял стену в горнице, прикидывая размеры картины для подарка Яге. Обещал нечто аллегорическое, но симпатичное, без шести рук и глаз на пузе. Яга, вообще, настаивала на религиозном сюжете с предельным реализмом. Ну, дело их, пусть пробует, бабка у нас творческих людей любит, правда, называет их почему‑то «юродивыми»…

На государевом подворье чинно поздоровались с Кашкиным, как я уже упоминал, это самый прогрессивный боярин при дворе царя Гороха. Для прочих я постоянная заноза в заднице… Чёрт, главное, чтобы Новичков меня так именно и не изобразил!

– Рад приветствовать!

– И тебе поклон, сыскной воевода. К государю ли путь держишь? Так учти, во гневе он…

– А‑а, опять царица бутылку спрятала?

– Хуже, скучно ему… А батюшка наш от скуки суров не в меру, да и в суде неразборчив.

Быстрый переход