Он провел рукой по лбу, подчеркивая, как тяжело ему приходилось.

На Менгера этот спектакль не произвел никакого впечатления.

Поддерживал ли Сёренсен какие-нибудь отношения с Вингой с тех пор, как она осталась одна?

Нет, он был тактичен и держался в отдалении. Бедняжка была в полном отчаянии.

— А почему вы, Сёренсен, приобрели Элистранд на свое другое имя, Витбек?

Сёренсен в раздражении ответил:

— Потому что это мое имя!

— Но почему вы представляетесь в Гростенсхольмском согне только под именем Витбек?

— Потому что имя Витбек встречается гораздо реже, — последовал саркастический ответ.

— Почему ж тогда не зваться Витбеком и в Кристиании?

У ответчика на все был готов ответ:

— Потому что в адвокатской среде меня давно знают под именем Сёренсен. Менгер колебался:

— Вы назвались Витбеком в Гростенсхольмском согне… Не потому ли, чтобы никто не знал, что вы были адвокатом владельца усадьбы?

— Что за ерунда! Я полагаю, адвокатам пока еще не запрещено приобретать землю?

— Нет. Но в данном случае… Вы поступили не очень хорошо с точки зрения морали. Но… может была, все же, другая причина не использовать свое настоящее имя?

— Я вас не понимаю.

— Хорошо. Мы еще вернемся к этому вопросу. Вы свободны.

Менгер решил не выяснять вопрос до конца. По Сёренсену было видно, что он чувствует себя не в своей тарелке. Была бы у него чистая совесть, он бы тут же заявил протест председателю суда. Однако он предпочел молча вернуться на место и обдумать свое положение.

Адвокат Менгер вызвал Вингу Тарк.

Снивель почувствовал себя неуютно на скамье галереи. Он мог предполагать, куда клонит Менгер. Спасительная дверь была совсем рядом, так что в случае необходимости можно будет легко ускользнуть.

Интересно посмотреть, как племянник расправится с этой наглой девчонкой, фрекен Вингой. Сёренсен, защищавший себя сам, также имел право вести допрос.

Вид испуганной девушки мог бы тронуть и камень. В голове у нее сверлило: «Вот прямая дорога в дом мадам Фледен!» Мысль была идиотская, Винга об этом знала, но никак не могла от нее избавиться.

Девушка светлым пятном выделялась в темном зале суда, привлекая к себе всеобщее внимание. Даже председатель суда был заворожен. «Хуже не придумаешь», — подумал Снивель, прячась в своем углу.

Винга искала взгляд Хейке. Она нуждалась в поддержке и утешении. Он ободряюще кивнул, хотя внутри все дрожало от страха: как бы Винга не выкинула очередной номер.

— Винга Тарк… Сколько вам лет?

— Скоро семнадцать.

— Итак, шестнадцать лет.

— Шестнадцать и три четверти, — с достоинством поправила адвоката девушка. Ей хотелось, чтобы Хейке точно запомнил ее возраст. Если он захочет ее, то должен знать — она уже не ребенок.

— А сколько вам было лет в год смерти родителей?

— Двенадцать-тринадцать. Да, мне исполнилось тринадцать.

Менгер повернулся лицом к залу:

— Тринадцать лет, господа! Глубокий траур и ответственность за крупное хозяйство. В одиночку. Потому что семейный адвокат вовремя додумался удалить всех слуг.

Снова повернулся к Винге:

— Итак, вы прожили на усадьбе около года. Как вы выкрутились?

Винга выглядела совсем несчастной и крайне удрученной:

— Не знаю. Я старалась изо всех сил. Но я так многого не понимала. У меня было такое впечатление, что кто-то все время мешает мне.

— Протестую! — оборвал Сёренсен. — Это беспочвенные предположения.