Никаких геройских фокусов: война – дело серьезное. Тщательно выбирайте цель, не тратьте заряды понапрасну.
Стрела со звоном перелетела через стену и попала в один из флагштоков, Сеговиан увидел синдиков и взорвался гневом.
– Что вы здесь делаете, стоя, вот так, беззащитными? – кричал он, не обращая внимания ни на статус посетителей, ни на их возраст. – Любой поднявшийся сюда обязан иметь на себе шлем и кирасу, пусть хоть кожаную!
Джиммон прочистил горло:
– Мы пришли, чтобы проинформировать вас, мастер Сеговиан, о том, что избрали вас главнокомандующим.
– Очень мило с вашей стороны, очень мило! – отрезал Сеговиан. – А теперь все уходите...
– Но, пожалуйста, генерал, – сказал один из синдиков, – позвольте нам по крайней мере хоть взглянуть на тех, против кого мы сражаемся.
– Ну ладно, это, я думаю, я могу вам позволить, – проворчал новоиспеченный генерал. Он погонял их, как сердитый сторожевой пес, – сердито рявкая, если они слишком долго высовывались в амбразуры.
Далеко внизу отряд орущих паалуанцев покрикивал на своих скакунов, как мы именовали их животных. (Оригинальное их название – что‑то вроде «кенгуру».) Они посылали в нас стрелы из коротких луков, но башня Ардимана была такой высокой, что, когда стрелы долетали до ее верха, их убойная сила была уже слишком мала. Наше оружие, бьющее с высоты, могло бы быть более эффективным, но неопытные воины все время промахивались. Наконец стрела одного арбалетчика попала в паалуанца, и тот вылетел из седла. Остальные теперь предпочли держаться на безопасном расстоянии.
Огромное облако пыли вдали возвестило о приближении основной части паалуанской армии. Наблюдатели, стоящие на самой вершине башни Ардимана, в ужасе закричали, когда в поле зрения появились драконы‑ящерицы. За ними бежали пешие воины, главным образом вооруженные пиками и луками. У них, казалось, не было арбалетов, и это обстоятельство давало нам некоторое преимущество.
Так началась атака на Ир. Поскольку больше не могло быть и речи о массовом бегстве, нам предстояло или победить паалуанцев, или погибнуть в борьбе. В это время я думал об ирцах и о себе как о «нас», ибо моя судьба была крепко‑накрепко спаяна с их участью.
* * *
Сеговиан проявил себя как на редкость умелый генерал, если принять во внимание то, с какими никчемными солдатами ему пришлось иметь дело. В течение нескольких дней башня Ардимана защищалась пятью тысячами ополченцев, хотя большая часть их была вооружена сымпровизированным по ходу дела оружием, как‑то: ножи и молотки. Но враг наступал и не давал нам передышки, а наши припасы истощались. Уже пошли в переплавку такие вещи, как оконные решетки. Согласно политике синдиков, которые включили в состав ополченцев всех рабов и крепостных, обещая им свободу после победы, я был назначен артиллеристом. Будучи намного сильнее, чем обычный житель Первой Реальности, я мог заводить брашпиль катапульты в два раза быстрее, чем любые двое из них, что увеличивало скорость стрельбы.
Паалуанцы поставили свой лагерь как раз на расстоянии выстрела из арбалета. Когда они закончили его установку, Сеговиан приказал нам бить по нему из катапульты дальнего действия. Дротики и каменные шары со свистом устремились в лагерь, кося и давя воинов. Им был нанесен такой ущерб, что через несколько дней они вынуждены были переместить свой лагерь за гряду.
Тем временем они протянули линию земляных укреплений вокруг башни Ардимана, по Ирнанской возвышенности за башней и снова вниз. Холмы давали им преимущество в стрельбе из арбалетов – искусство, которое они быстро развили. Они поливали нас ливнем стрел, выпущенных с высоты, равной нашей, до тех пор пока Сеговиан не воздвиг с этой стороны парапета своего рода массивный тент, чтобы защитить эту часть, перехватывая посылаемые в нас стрелы. |