Не смотря на то, что Тангмер отличается максимальным количеством ясных дней для юга Англии, с ночи после гибели пса Сассекс затянуло мглой, отрезавшей возможность взлетать и днём, и ночью. За время перерыва Бадер уговорил меня вернуться к дневным рейдам с тем, чтобы продвинуть до командира эскадрильи. В СССР это называется — в добровольно — принудительном порядке. Он зазвал в свой закуток в наскоро отстроенном ангаре, угостил кофе и объяснил, отчего торопится с моим назначением.

— Билл, ты мне нужен на этом посту.

А мне — нет! Даже в роли командира звена присмотр за тройкой подопечных создаёт проблемы.

Он увидел мою гримасу.

— Понимаю. Но рассуди и ты. В следующему году или Парк, или Ли Меллори перетянут меня в штаб авиагруппы. На кого я оставлю крыло? Только на доверенного пилота с опытом командования эскадрильей.

— У Джонсона личный счёт больше.

— На пару "Мессеров". Он — типичный волк — одиночка. Соглашайся. Получишь эскадрилью, вернёшься к ночным полётам.

Как же — эскадрилья будет без меня, зато под мою ответственность? Хитришь, лидер. Но деваться некуда.

После Рождества командование КВВС предприняло попытку атаковать германские базы во Франции массировано, как Люфтваффе в августе и сентябре. В воздух поднялось одновременно не менее полутораста бомбардировщиков и до двухсот истребителей, то есть 11 и 12 авиагруппы всеми наличными машинами. Из‑за отсутствия опыта нам не слишком хорошо удавалось сохранять порядок в первых вылетах, оттого Бадер прозвал летучий конгломерат "пчелиным роем". В этих стадных забавах ему и мне уже было не до охоты за "Мессерами" — командиры крыльев и эскадрилий больше занимались пастушескими обязанностями с подопечными.

Когда в небе две сотни "Спитфайров" и "Харрикейнов", с некоторыми из них что‑то случается и без столкновений с истребителями врага. Мотор забарахлит, зенитка подранит. Поразительно, но Салага непременно лично откликался на вопли о помощи, находил бедолагу, советовал, успокаивал. Если тот прыгал с парашютом в Канал, обязательно крутился чуть ли не до последних капель бензина, призывая катера на подмогу и отгоняя гуннов. Не знаю, насколько эффективна подобная помощь практически, но даже лётчики "чужой" 12 авиагруппы предпочитали видеть Дага в общем строю. Бадер вселял в людей уверенность, она нужна на войне не меньше, чем исправный мотор.

"Мы меньше сбиваем".

"Да, военлёт. Но помогаем коммандеру и КВВС в целом наносить больший ущерб нацистам. Погибшие в Канале или под английскими бомбами во Франции не смогут воевать в СССР. Так что, Ваня, пока нет конфликта интересов".

"Знаю. А всё же нашими руками оно как‑то лучше".

Только к апрелю я смог вернуться к ночной охоте и неожиданно обнаружил, что лучше летать не в одиночку, а присаживаясь на хвост "Бофайтера" с радаром на борту. На таком летал Джон Грэхем с базы Хоршем, мой однокашник по авиационной школе. Система очень простая. Сначала наземные станции засекают гуннов, я тащусь на поводке, стараясь не потерять светляки выхлопов тяжёлого истребителя. Потом оператор радара пеленгует цель, и Грэхем ищет бомбардировщики, не подставляясь под прожекторы и зенитки ПВО. Чёткий визуальный контакт, при котором он открывает огонь с шести стволов, ночью получается на дистанции не более двухсот ярдов. По "Бофайтеру" принимаются лупить хвостовые стрелки сразу двух — трёх машин, опутывая его золотой проволокой трасс.