Республиканцы удержали Мадрид с трудом, несмотря на огромное численно преимущество перед мятежниками. Националисты заявили, что их впятеро меньше, и в столице погибло втрое больше правительственных войск, чем наступавших фалангистов. Обе стороны считают себя победителями и героями, как часто случается в непонятных войнах.

Бомбёжки не прекратились. 17 декабря мы атаковали «Юнкерсы» над центром города. Рычагов увлечённо навалился на отставшего, когда я заметил двух «Фиатов», кинувшихся на нас в пологом пикировании. Стёпа, похоже, проморгал. Не мудрствуя особо, я сбросил газ и резкой горкой пропустил мимо себя ведущего, выплюнув по нему добрую треть боекомплекта обоих пулемётов. А от ведомого уйти не смог. Вроде он и не сильно‑то зацепил, в ногу ударило, мотор задымил и обрезал.

Выравнялся. Машина подбита, но пока не горит и вроде слушается. Нос на север, лечу над северной окраиной столицы, быстро теряя высоту. Под брюхом дома, и прыгать весьма не хорошо: упавший на них самолёт причинит не меньше разрушений, нежели авиабомба.

Тянул сколько мог, чтобы на Мадрид не свалиться. Прыгать поздно. В общем, перестарался, ткнулся в перепаханную землю у самой передовой. Как не давил голову влево, о трубу прицела приложило замечательно, до отключки.

Когда в себя пришёл, оказался уже на дне траншеи. Вокруг обступили республиканцы, повязки нарукавные красного цвета с чёрной полосой. Чё, хоронить меня собрались, траур нацепили? Потом в побитую черепушку проскользнула мысль, что это раскраска анархистов.

— Грасиас, камарадос! — огляделся лучше и добавил. — А также синьоритос. Как там мой «Чатос» поживает?

Оказалось — по — прежнему. Не сгорел даже. Попросил командира организовать его эвакуацию.

Испанские анархисты, на всю голову отмороженные, и то удивились. А у меня выбора нет. Самолётов мало, без «курносого» точно на земле останусь. Объясняю синьору лейтенанту: пустой вес «Чайки» порядка тонны. Крылья сниму и топливо солью, шасси и пропеллер сами, так сказать, снялись. Как стемнело, поправил верный «маузер» на случай, если гости объявятся, набрал инструментов и полез.

Хорошо, оказывается, знать машину и не ограничиваться ролью наездника. Растяжки просто перекусил, разрезал перкаль у центроплана и с трудом открутил болты, затянутые на совесть, с чувством пролетарской ненависти. Этого развлечения хватило до утра. Слава Создателю, с севера зрители не появились.

В ближайших вражеских окопах засели марокканцы, им по ночам Аллах спать велит, а утром молиться. Под рассветное заунывное завывание ко мне целый взвод анархистов выполз. Не без страха слил топливо, тут же пропитавшее землю вокруг И-15. Одна искра — и принимай, преисподняя, новопреставленных. Испанцы подоткнули доски под фюзеляж и как бурлаки на Волге утянули бескрылую «Чайку». Плоскости просто на руках отнесли. Метров пятьсот волокли таким макаром. Нет, чтобы чуть раньше притереться, сказал я себе, очень умный задним числом. Ванятка согласился.

В Сото Пабло Муэрте успели зачислить в окончательные муэрты и посмертно приписать ему загубленный над Мадридом «Фиат». Хосе пообещал оживить моего «Чатос» за сутки — двое. Тут рассказали, что с вылета и Степан не вернулся. Правда, Рычагов завалил‑таки «Юнкерса», слабое утешение.

Вместо рождественского подарка я получил британскую газету. На первой полосе пропечатано фото советского лётчика, который на подбитой машине сел в расположении мятежников. С неким извращённым удовольствием журналюжка написал, что русского избили и водили по Сеговии. Стёпу на той фотке едва узнать. Одно радует — жив!

Кинулся с газетой к Пумпуру и Рычагову. Павел готов был волосы рвать — так классно отвоевался, что обоих ведомых «Фиаты» сняли с неба.