Тарн не питал ни капли уважения ни к кому и ни к чему, кроме себя. Низко пригнувшись, он взбежал по лестнице, пока не оказался прямо под мутантом. Существо смотрело в другую сторону и указывало на поле боя своими змееподобными пальцами, выкрикивая лучникам, куда им обрушить свои залпы, на каком-то странном языке.

Тарн беззвучно прокрался по нескольким последним ступеням до самой тени мутанта, ясно понимая, что достаточно лишь одной пары зорких глаз, чтобы заметить его и поднять тревогу. Он выпрямился и впервые увидел поле боя. Темная шевелящаяся масса на земле растекалась, словно слизь, в направлении стен, постепенно истончаясь по мере продвижения через траншеи и ряды кольев. Сверкали взрывы, пушки и магия поднимали в воздух нечто, напоминающее фонтаны темной пыли — Тарн знал, что эти пылинки на самом деле — тела и фрагменты тел, мгновенно разорванных на куски.

Это была плохая смерть, что под молотом пушечного огня, что под ногами своих же товарищей. Еще до начала атаки Тарн надеялся, что Голгоф позволит ему вести бой здесь, наверху, где можно убивать чисто.

Пора было присоединиться.

Один из лучников потянулся, чтобы достать из колчана охапку стрел, и случайно оглянулся. Он встретился взглядом с Тарном, и мгновение они просто смотрели друг на друга. Легионер был старше большинства, с запавшими глазами и морщинистым лицом, которое к тому же было рассечено прямыми вертикальными шрамами, нанесенными им в знак верности Богу Наслаждений. Легионер выкрикнул предупреждение, и командир-мутант обернулся, уставившись на Тарна глазами на коротких стебельках.

Тарн никогда не делал ошибок. Иногда он ненамеренно создавал ситуацию, которая, хоть и незапланированная, могла, тем не менее, стать необычным преимуществом. Но не ошибки.

Он с силой метнул кинжал и исчез из виду, упав на лестницу, как только полетели стрелы. Убийца услышал звук металла, пронзающего кость, и понял, что клинок пробил череп мутанта. Если повезет, его мозг окажется на правильном месте, и существо умрет еще до того, как коснется пола.

Тарн поторопился вниз по краю лестницы, пригибаясь, чтобы увидеть любого, кто пойдет навстречу, прежде чем тот увидит его. Он услышал шаги, инстинктивно метнулся вперед и вогнал локоть в первое появившееся перед собой лицо, сломав противнику челюсть и всадив обломки кости в артерии в верхней части горла. Той же рукой, не прекращая движение, он выхватил стрелу из колчана умирающего и вонзил ее в пах следующего за ним лучника. Когда тот с воем согнулся пополам, Тарн схватил его за загривок и швырнул через плечо. Изломанное тело покатилось по ступеням.

Придут другие, а он в ловушке на этой лестнице, именно так, как и предвидели строители этих укреплений. Тарн потянулся вверх, зацепился пальцами за трещину между двумя каменными блоками и, опираясь краями подошв, сделал два широких шага вверх по стене. Потом он перескочил через парапет и оказался на основных укреплениях, приземлившись позади лучников, которые собирались ринуться на него вниз по лестнице. Убийца охватил рукой шею ближайшего воина и сломал ему позвоночник у самого черепа — этот прием он выучил в детстве, и теперь для него это было практически рефлекторное действие. Другой даже не заметил, что кто-то стоит позади, пока Тарн не схватил лук убитого, немного стрел и выпустил три из них в лучников. Стреляя, он быстро считал. Шесть — нет, девять осталось. Две стрелы попали в цель. Семь.

Он оглянулся. Позади, на расстоянии краткой пробежки, возвышалась причудливо украшенная башня, ребристая колонна, увенчанная острыми зубцами, словно короной, и высоким тонким шпилем. В башню вела солидная дверь, покрытая рунами. Она могла быть открыта, могла быть закрыта, но других вариантов не было, кроме как прорываться сквозь лучников или прыгать со стены.

В него полетели стрелы, выпущенные более решительными лучниками.