— У вас доверенные люди есть? — неожиданно расслышал начлагеря вопрос с той стороны.

— Доверенные?.. — У него доверенные лица? — соображал. — Конечно, есть…

— Кто?

— Кто?.. Замполит Рогов…

— Я сейчас позову вертухайку…

— А как же?..

— Собой прикрою, она ничего не увидит!

— Ага-ага…

— Скажу ей, что с Роговым у меня здесь назначено, что жду его… Понимаете?.. Может быть, он вам поможет?

— Поможет! — обрадовался вероятному спасению Чмок. — Поможет, зови!.. Я тебе тушеночку!..

Рогов примчался почти мгновенно. Созерцая вдруг вызвавшую его в душевую голую латышку, он шел на нее, раскрыв объятия и лыбясь щербатым ртом, самой что ни на есть настоящей улыбкой маньяка.

Она выставила вперед руку, уперев ладонь в его грудь.

— Не-а, — сказала и отошла от стены, дабы дать возможность Рогову посмотреть на случившееся.

Замполит так и застопорился с открытым ртом. Слюна похоти, растянувшаяся почти до пупа, от созерцания стены с торчащим из нее баклажаном мгновенно втянулась восвояси.

— Что?.. Где?.. — Рогов потерял ориентацию в пространстве, глядел на сизый овощ, бубня. — О как!.. Ну, так! Да-да!..

Заключенная тем временем оделась и поделилась с замполитом почти шепотом.

— Это ваш начальник. Товарищ Чмок.

В голове Рогова сложилась картина преступления. Мужеубийца, флейтистка и латышка прикончила начлагеря, а достоинство его прибила к стене.

— Да как же ты, сука!

Он хотел было с разворота да по липу, уже развернулся, сложив ладонь в крепкий кулак, как вдруг услышал:

— Рогов!.. Рогов! — доносилось из-за стены. — Это я, Чмок! Слышишь меня!..

Кулак комиссара разжался, он в два прыжка достиг стены и молвил:

— Вань, ты?

— Я, я…

— А ты что там?

Почти теряя сознание, Чмок выматерился.

— Ты что ж, сука, такую дырку маленькую сделал! По своим размерам!..

И тут Рогов все понял.

Он захохотал с такой силой, грудь его так заходила, что орденская планочка ото гнулась и прыгнула в мыльную лужу. Он понял, что случилось с его начальником. Такое часто происходит с зеками, которые от скуки пристраивают на себя всяко разные гайки, а потом стянуть их не могут. Тут фельдшер только спасал. Пилил гайку лобзиком…

— Вань, — гоготал Рогов. — Я дырку для созерцания соорудил, а не для…

— Вы, товарищ начальник, помогите ему! — проговорила Ирана, бесстрашно заглядывая в роговские глаза. — Мучается человек!

— Убью-ю! — донеслось из-за стены.

Дальше Рогов действовал оперативно. Туда-сюда, белкой… Вернулся с ножовкой, да в придач, с фельдшером Кискиным. У дверей в душевую выставил охранение, а латышку Петерсон услал в барак отдыхать.

— Ты потерпи, Вань, — подбодрил друга Рогов. — Мы сейчас…

Кискин, длинный, худой, как минтай, характер имел философско-созерцательный, буддистский, как он сам говорил. Все происходящее в окружающем мире было ему по-буддистски, то есть по фигу! И сейчас, глядя, как замполит Рогов старательно выпиливает из стены прямоугольник, фельдшер дожидался своего часа, думая о людях как о тварях, мечтающих только совокупляться, да еще жрать как можно больше! Сам он имел секс тантрический, используя для этого самых юных зечек… С нетронутой кармой…

Рогов пропилил ножовкой почти половину пути и велел Кискину стулья ставить, на которые выпиленный щит с начальником лагеря укладывать станут…

— Ты как там, Вань?

— У-у-у!.