– Наркотики? Проблемы с психикой? Внебрачные дети?
Разговор обещал быть долгим.
– Да ты не трясись, парень. Чего бояться, ежкин кот? – бритоголовый Руфус расхаживал по камере голым по пояс, и по многочисленным наколкам,
испятнавшим мускулистый торс, знающий человек мог рассказать все о его богатой преступной судьбе. – Ну, впарят тебе срок за убийство. Ну,
влетишь годков на двадцать. И что? С такой статьей как у тебя будешь уважаемым человеком! Падлой буду, ежкин кот!
Вильям только вздохнул. Он знал, что Руфус провел в заключении двадцать пять из тридцати восьми лет жизни и что конура с зарешеченным окном
и запертой дверью являлась для него самым настоящим домом.
Сочувствовал бритоголовый сокамернику вполне искренне.
– Я домой хочу, хочу вернуться к Джудит, – негромко сказал Вильям, – и чтобы все было как раньше…
За шесть дней, проведенных в стенах центра правосудия, эта фраза превратилась для него во что-то вроде заклинания, хотя бывший работник
городского архива отлично понимал, что прошлое вернуть невозможно.
Соседи по камере, к счастью, его не услышали. Руфус продолжал болтать, а косматый старик, откликающийся на имя Джон, дремал. Их дела не
попадали под действие закона об ускоренном делопроизводстве, так что оба пока могли ни о чем не беспокоиться.
– Так вот, ежкин кот… – Руфус прервался на полуслове, вслушиваясь в грохочущий лязг, донесшийся со стороны двери.
– Вильям Снарк? – вопросил заглянувший в камеру могучий негр в форме. – Собирайся и пошли.
Вильям ощутил, как залязгали зубы.
– Иди, парень, и смотри, не облажайся, – проговорил Руфус и хлопнул Вильяма по спине. Джон открыл глаза и проворчал нечто одобрительное.
Вильяма заковали в наручники и вывели из камеры. Пока шли по коридорам и поднимались в лифте, невольно вспоминалось прошлое: детство в
Халтоне [1 - Район Ливерпуля] , закончившееся после гибели родителей во время орбитальной экскурсии; обучение в Глазго, поездки в горы;
последний год – работа в архиве, встречи с Джудит, походы на матчи «Ливерпуля» и в «Красный мир»…
С внезапным холодком осознал, что сегодняшний приговор уничтожит все это с легкостью пресса, дробящего камни, останется на биографии
Вильяма Снарка огромным черным крестом. Перечеркнет надежды на успех, карьеру и благополучную семью.
В похожем на крошечный театральный зал помещении Вильяму благодушно улыбнулся Элайджа Мак-Нил.
– Не стоит так переживать, – проговорил адвокат, когда подзащитного усадили рядом с ним. – Я сделаю все, что смогу.
– Клянусь четверкой, мне кажется, что сегодня этого не хватит, – уныло сказал Вильям.
– Встать, суд идет! – объявил судебный пристав. Мак-Нил, Вильям, а также сидящий через проход обвинитель поднялись и сквозь боковую дверь
вошел судья. Седой парик сидел на нем криво, а морщинистое лицо напоминало мордочку разгневанного мопса, но это вовсе не казалось смешным.
В черном балахоне судья выглядел зловеще, как ангел смерти.
– Садитесь, – заняв место на возвышении, он махнул костлявой лапкой, – смотрю я, зрителей сегодня немного…
Его честь изволил пошутить. Насколько Вильям знал, на ускоренные процессы зрители не допускались.
– Итак, начнем, – проговорил судья, и взгляд его крошечных, блестящих, как металлические шарики, глаз, остановился на Вильяме. |