В-третьих, между Иннокентием и мужчиной в камуфляжной куртке непонятным образом встрял официант, тот самый, что приносил Филиппу Петровичу
кофе. Ладонь официанта находилась между лбом камуфляжного мужчины и дулом направленного в этот лоб пистолета, словно прокладка, чтобы на
вспотевшем лбе не осталось следа от пистолетного дула. Лицо Иннокентия при этом выражало спокойную решимость, камуфляжный мужчина в свою
очередь смотрел на него довольно скептически, но при этом продолжал потеть. Официант сохранял профессионально-вежливое лицо, и казалось,
что сейчас он спросит, подавать горячее сейчас или же после выстрела.
В-четвертых, вся эта свора серьезно настроенных мужчин (не считая одного на полу, одного под рукой Иннокентия и одного у него же на мушке)
дружно повытаскивала разнокалиберное оружие и как будто собралась перестрелять все живое в ресторане, поскольку под прицел попал не только
Иннокентий, но и Настя, и выглянувший на шум повар, и притихшие посетители.
В-пятых, Настя заметила, что Филипп Петрович нацепил на нос очки. И это было самым главным из пяти вышеперечисленных обстоятельств.
8
Лицо Филиппа Петровича выражало сильную степень удивления, и с таким выражением оно застыло на несколько долгих секунд, потом Филипп
Петрович убрал очки в футляр, как бы нехотя потянулся и залез в свою кожаную наплечную сумку.
– Не шевелиться! – крикнул ему стоящий поблизости блондин в черном пальто и для убедительности ткнул в Филиппа Петровича короткоствольным
автоматом. Все прочие люди продолжали стоять и сидеть, как замороженные.
– А то что? – поинтересовался Филипп Петрович и невозмутимо извлек из сумки револьвер, тот самый, который он как-то предложил Насте на
зимней дороге. – Что ты мне сделаешь, тварь болотная? – Он выщелкнул барабан в сторону, взглянул на капсюли патронов и удовлетворенно
хмыкнул. – Что ты сделаешь мне, человеку? Или по зачистка соскучился?
Сначала Настя подумала, что «тварь болотная» – это всего лишь образное выражение, с помощью которого Филипп Петрович обозначает негативное
отношение к вломившейся компании, но когда по лицу блондина – явно расстроенного словами и поступками Филиппа Петровича – вдруг пошли
бледно-зеленые пятна, Настя предположила, что это не только образ. Возможно, это был диагноз.
Филипп Петрович решительно сграбастал револьвер и с шумом отодвинул свой стул от стола. Блондин бесился и не опускал автомат, но только на
это его и хватило.
– Дернешься, я тебе водоросли на шею намотаю, – спокойно сказал Филипп Петрович и, проходя мимо, пихнул блондина плечом. Настя следила за
ним со смешанным чувством ужаса и восторга. Филипп Петрович был словно единственным живым человеком в музее восковых фигур, застывших в
странных позах, часто – с оружием наперевес.
Бесстрастно лавируя между вооруженных мужчин, которые, как теперь заметила Настя, все были блондинами с бледной, почти прозрачной кожей,
Филипп Петрович подошел к четырехчастной композиции, которую образовали Иннокентий, официант, мужчина в камуфляжной куртке и полузадушенный
Иннокентием парень.
– Брейк, – сказал Филипп Петрович, и официант послушно убрал ладонь. Теперь ствол большого черного пистолета и вспотевший лоб мужчины в
камуфляжной куртке касались напрямую, без посредников. – Брейк, – повторил Филипп Петрович и, не дожидаясь реакции Иннокентия, схватил его
левой рукой за запястье и отвел дуло от головы камуфляжного мужчины. |