Борис Можаев. День без конца и без края
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Селекционный участок одной из опытных станций в Сибири - два-три приземистых длинных дома в окружении мелких стелющихся яблонь и вишен. Заборик из белого штакетника да открытая метеоплощадка с флюгером и с невысоким настилом для приборов, похожим на ветхую трибуну. Возле штакетника остановился "газик", из него вышла молодая женщина и крикнула в растворенное окно: - Мама где ты? В окне появилась постная сухая личность - старик лет семидесяти, он строго поглядел на приехавшую, но, узнав ее, сразу подобрел: - Ты откуда, Наташа? - Из Батана. Где мама? - Да здесь она, на ближней делянке, - сказал старик. Наташа бегом огибает дом и вот, раскрыв руки, бежит навстречу матери, стоящей в колосках с пинцетом в руке. Обнялись. - Здравствуй, мама! - Здравствуй, дочь! Ты чего такая взволнованная? - Сегодня же вечер. Твой вечер! - Ну да... юбилей, - улыбается Мария Ивановна. - За уши таскать дуру старую. - Я за тобой прилетела. Самолет через час уходит. - Ты уж лети. Сама там хозяйничай. А я к вечеру подъеду. - Да ты что, собственному празднику не рада? - Я-то рада. - Она смотрит на подходящих к ней баб, напарниц ее, их пятеро. - Но есть дело поважнее юбилея. - Летите, Мария Ивановна, летите! - разноголосо загомонили бабы. - Мы тут и без вас дотемна постараемся. - А то! Семьдесят лет не каждый день бывает... Летите! - Нет, бабы! Пока я буду веселиться, нас с вами закроют и распустят. - Как закроют? - А так... Одним наши цеха понадобились под конторы. А другие экономию наводят. Де, мол, невыгодно держать отдельный селекционный участок. Надо объединить его с Тургинской станцией. - Она ж за тыщу верст! Питомники туда не перекинешь. - Они ж пропадут... - загомонили бабы. - А им ништо. Они их не закладывали. Они экономию наводят. - Но мама! Северин же обещал - не трогать вас. - Приехали из области. Сегодня в двенадцать совещание в горкоме. Будут решать судьбу нашу. - Ладно! - не сдается Наташа. - Я упрошу пилота, он задержится. Только ты из горкома давай прямо на аэродром. - Нет, Наталья, - твердо отвечает Мария Ивановна. - Я в Черный Яр, в Высокое съезжу. На могилу к отцу. - Но мама, это ж далеко! Такой крюк делать... - Подумаешь - две сотни километров. К вечеру приеду, не беспокойся. А вы, бабы, трудитесь. После обеда помощников вам пришлю. Обняв дочь, она двинулась с поля. - Петя, у тебя все готово? - спросила у шофера "газика" Мария Ивановна. - Минут через десять поедем. - Все в порядке, Мария Ивановна! Из дома вышел давешний сухонький старичок, в руках у него стопка журналов, газет и букет полевых цветов. - Маша, я слыхал, ты к Ивану Николаевичу завернуть хочешь? - Хочу. - Положи ему на могилу от меня... - старик подал ей цветы. - А это тебе, - он положил на выносной столик газеты и журналы. - Целый месяц собирал. Это все о тебе... И об Иване Николаевиче, - говорил старик, перебирая газеты и журналы с портретами Марии Ивановны. - Мама, у тебя лицо усталое. Ты когда встала? - спросила Наташа. - Встала? Ты спроси у нее, когда она ложилась! - проворчал старик. Последние ночи почти не спит... От темна до темна на поле, даже почту не трогала. - Ничего, пустяки, - ответила Мария Ивановна. - Вот поеду - и все прочту. Газеты веером ложились на столик, все открытые на нужной странице, и смотрела с них Мария Ивановна - все то же утомленное, спокойное и хмурое лицо. А над этими портретами газетные заголовки - броскими шапками: "Сибирский селекционер - народный агроном республики", "Создателю знаменитой "тверди" - неполегаемой сибирской пшеницы - 70 лет", "Присвоено звание доктора наук без защиты диссертации". |
