Правда, ту встречу немного подпортил Палестрина, намеренно провоцировавший банкира разговорами о будущем католической церкви в новом Китае, на что ему было холодным, нравоучительным и непререкаемым тоном сказано, что сейчас неподходящее время для обсуждения того, как восстановить отношения Пекина с Римом.
– Мне кажется, – сказал Янь Е и, слегка подмигнув, поднял бокал с красным вином и беззвучно прикоснулся к бокалу, который держал в руке Марчиано, – что итальянцы могли бы поучить нас, китайцев, искусству виноделия.
В следующую секунду Марчиано увидел, как в зале появился папский нунций. Он сразу же подошел к Палестрине, который разговаривал с послом и советником китайского посольства, и отвел кардинала в сторону. Они перекинулись несколькими словами, после чего Палестрина бросил короткий взгляд на Марчиано и вышел. Вряд ли кто‑то еще заметил, как Палестрина повернул голову, – кроме самого Марчиано. Но ему этот жест сказал все, поскольку он знал, в чем дело.
– Возможно, вы правы, – ответил Марчиано, вновь повернувшись к Янь Е. – Договориться об этом будет нетрудно.
– Ваше преосвященство… – Нунций деликатно прикоснулся к рукаву кардинала.
Марчиано посмотрел на него.
– Да, я знаю… Куда прикажете пройти?
27
Марчиано на секунду‑другую приостановился у подножия лестницы, а потом поднялся наверх. Там он прошел по узкому коридору и остановился у двери, украшенной изящным резным орнаментом. После еще одной секундной заминки он повернул ручку и вошел.
Падавшие в единственное окно лучи заходящего солнца освещали лишь половину богато украшенной комнаты для приватных переговоров, отчего тени здесь казались еще гуще. Палестрина стоял посередине, частично на свету, частично в тени. Человек, находившийся рядом с ним, казался лишь темным силуэтом, но Марчиано не требовалось видеть его лицо, чтобы понять, кто это. Яков Фарел.
– Ваше преосвященство… Яков.
Марчиано закрыл за собой дверь.
– Присаживайтесь, Никола.
Палестрина указал на несколько кресел с высокими спинками, стоявших перед старинным мраморным камином.
Марчиано послушно пересек пятно солнечного света и уселся в одно из кресел.
И сразу же в кресло напротив него опустился Фарел, скрестил ноги в щиколотках, застегнул пиджак на все пуговицы и уставился тяжелым взглядом в глаза Марчиано.
– Никола, я хочу задать вам вопрос и рассчитываю получить на него правдивый ответ. – Палестрина легко провел ладонью по спинке одного из кресел, стиснул ее в пальцах, приподнял кресло, повернул его и тоже сел перед Марчиано. – Священник жив?
С той самой минуты, когда Гарри Аддисон заявил, что лежавшие в гробу останки принадлежат не его брату, Марчиано знал, что вскоре Палестрина задаст ему этот вопрос. Он даже удивлялся, что это не случилось намного раньше. Но отсрочка позволила ему подготовиться получше.
– Нет, – не задумываясь ответил он.
– А полиция считает, что он жив.
– Полиция ошибается.
– Его брат тоже так думает, – вмешался Фарел.
– Он всего лишь сказал, что это труп не его брата. Но он ошибся. – Марчиано старался говорить как можно спокойнее, даже небрежно.
– Gruppo Cardinale получила видеозапись, сделанную самим Гарри Аддисоном, где он просит своего брата сдаться. Разве это похоже на поведение ошибающегося человека?
Марчиано ответил не сразу. А когда заговорил – тем же тоном, каким произнес предыдущую фразу, – то обращался только к Палестрине.
– Когда я опознавал его в морге, Яков стоял рядом со мной. – Лишь теперь Марчиано взглянул на Фарела. – Не так ли, Яков?
Фарел промолчал. |