— Теперь мы на нашей земле, — сказал он, когда они оставили за собой поле. — Она тянется через всю эту местность по самым неровным участкам. Подожди и увидишь.

Как и в первый раз, он свернул в сторону от ямы, они поехали лесом, налево, миновали первый родник и перескочили через развалившуюся изгородь. С этого момента Диди не переставала восторгаться. У источника, журчавшего среди хвойного леса, росла высокая дикая лилия, неся на своем стройном стебле множество белых восковых колокольчиков. На этот раз он не слез с лошади, а поехал дальше, к глубокому каньону, где поток пробил себе путь среди холмов. Здесь он уже поработал: теперь крутая и скользкая лошадиная тропа пересекала ущелье. Они перебрались на другую сторону в сумерках хвойного леса и поехали дальше сквозь смешанный лес дубов и мадроновых деревьев. Они очутились на маленькой просеке, в несколько акров, где трава доходила им до пояса.

— Наше, — сказал Пламенный.

Она наклонилась, сорвала стебелек и закусила его зубами.

— Славное горное сено! — воскликнула она. — Такое Мэб любит.

И в продолжение всей прогулки она то и дело вскрикивала от удивления и восторга.

— И ты мне ни разу обо всем этом не рассказал! — упрекнула она его, когда они смотрели через маленькую просеку и лесистые склоны на извилистую долину Сонома.

— Едем, — сказал он.

Они повернули и поехали назад, сквозь лесной мрак, пересекли поток и вернулись к лилии у источника.

Здесь, где дорога шла по крутому заросшему холму, он тоже проложил узкую тропу. Поднимаясь зигзагами вверх, они ловили проблески света, пробивавшегося сквозь море листвы. Но все время горизонт заслонен был смыкающейся зеленью, все время, пока они поднимались, зеленый свод висел над их головами, и только там и сям, сквозь редкие щели, врывались стрелы солнечного света. И всюду вокруг них рос папоротник, десятки разновидностей, от крохотных полосатиков до огромных папоротников, в шесть и восемь футов вышиною. Поднимаясь, они видели внизу у ног огромные сучковатые стволы и ветви старых деревьев, и такие же сучковатые ветви были над ними.

Диди остановила лошадь, очарованная красотой окружающей природы.

— Кажется, будто мы — пловцы, — сказала она, — поднимаемся из глубокого, тихого, зеленого озера. Наверху небо и солнце, а здесь именно озеро, и мы — в глубине его.

Они тронулись в путь, но маленькая фиалка, укрывшаяся среди волосатиков, привлекла ее внимание и заставила снова остановиться.

Они поднялись на хребет и словно вынырнули из озера в иной мир. Теперь они находились в чаще молодых мадроновых дерев с бархатными стволами и смотрели вниз на омытый солнцем открытый склон холма, где колыхалась трава, и дальше, на крохотную лужайку, прорезанную ручейком и усыпанную голубыми и белыми цветами.

Диди захлопала в ладоши.

— Это наверняка красивее конторской обстановки, — заметил Пламенный.

— О, да… Наверняка! — отозвалась она.

А Пламенный, который знал свою слабость к этому словечку «наверняка», понял, что она повторила его нарочно и с любовью.

Они перебрались через ручеек и поехали по тропе, проложенной скотом, по низкому скалистому холму и через лес макзанит, пока не очутились на другой крохотной лужайке, прорезанной ручьем.

— Я буду удивлен, если мы не наткнемся скоро на перепелок, — заметил Пламенный.

Не успел он выговорить этих слов, как из травы поднялась старая перепелка, спугнутая Волком, а молодые засуетились и чудесным образом скрылись перед самым носом всадников.