Он показал ей гнездо ястреба, которое он нашел на вершине расщепленной молнией сосны, а она открыла гнездо лесной крысы, не замеченное им раньше. Затем они свернули на старую лесную дорогу и выехали на просеку, акров в двенадцать, где на красной, как вино, вулканической почве рос виноград. По коровьей тропе они пробрались сквозь лес, заросли и просеки и спустились вниз по холму — туда, где была ферма, расположенная у большого каньона, где они увидели ее, только когда очутились прямо перед ней.

Диди стояла на широкой веранде, тянувшейся вдоль всего дома, а Пламенный привязывал лошадей. На Диди сошло великое спокойствие. Был сухой, тихий, теплый полдень. Весь мир, казалось, дремал. Издали доносилось ленивое воркование голубей. С глубоким вздохом удовлетворения Волк, по дороге всласть напившийся из всех ручьев, бросился на землю в прохладной тени веранды. Она услышала шаги возвращавшегося Пламенного и глубоко вдохнула воздух. Он взял ее руку в свою и, повернув ручку двери, почувствовал, что девушка колеблется. Тогда он обнял ее за талию, дверь открылась, и вместе они вошли в дом.

Глава XXV

Немало людей, родившихся и выросших в городах, бежали к природе и сумели обрести великое счастье. Но им это удавалось лишь ценой разочарований. С Диди и Пламенным дело обстояло иначе. Они оба родились в деревне и знали ее простую и суровую жизнь. Они походили на двух людей, после дальних странствований снова вернувшихся домой. В их встрече с природой было меньше неожиданного, и им было дано наслаждение воспоминаний. То, что могло показаться брезгливому горожанину противным и грязным, казалось им вполне естественным и здоровым. Общение с природой не было для них чем-то неведомым и неиспытанным. Они делали меньше ошибок. Они ее знали, и им радостно было вспоминать то, что они уже успели позабыть.

И еще одно они узнали: легче довольствоваться скудной коркой тому, кто насытился у мясных горшков, чем тому, кто знал только одну корку. Нельзя сказать, чтобы жизнь их была скудной, но они нашли более глубокую радость и более глубокое удовлетворение в мелочах.

Пламенный, который вел самую крупную и самую фантастическую игру, увидел, что и здесь, на склонах горы Сонома, игра все та же. Человек и здесь должен был работать, сражаться с враждебными силами, преодолевать препятствия. Когда он попробовал вывести для продажи нескольких голубей, ему не меньше удовольствия доставляло вычислять, сколько могут принести ему птицы, чем раньше орудовать своими миллионами. Достижение оставалось достижением, а самый процесс казался более рациональным и был оправдан его разумом.

В домашней кошке, одичавшей и охотившейся за его голубями, он видел не менее серьезную опасность, чем в Чарльзе Клинкнере, подвизавшемся на финансовом поле и старавшемся ограбить его на много миллионов. Ястреб и ласки были теми же Доусеттами, Леттонами и Гугенхаммерами, тайком под него подкапывавшимися. Море дикой растительности, напиравшее на расчищенные им межи и иногда в одну неделю их заливавшее, — было серьезным врагом, с которым стоило сразиться и победить. Огород, на черноземной почве под склонами холмов, не оправдал его ожиданий, и ему пришлось поломать себе голову, пока он не разрешил задачи, проложив дренажную трубу; успех дал ему подлинную радость. Работая на огороде и находя почву мягкой и рыхлой, он всегда испытывал удовлетворение.

Затем возник вопрос о водопроводе. Ему удалось купить необходимые материалы, выгодно продав часть своих волосяных уздечек. Всю работу он сделал сам, хотя ему приходилось не раз звать Диди, чтобы держать концы труб. В конце концов, когда резервуары и раковины были готовы, он едва мог оторваться от созерцания того, что было делом его рук. В тот вечер, нигде его не видя, Диди отправилась на поиски и нашла его с лампой в руке созерцающим в молчаливом восторге резервуары.

Он гладил рукой их гладкие деревянные края, громко смеялся и сконфузился, как мальчик, когда она застала его восхищающимся своей собственной доблестью.