В тот день, когда они должны были добраться до лодки, Элия окончательно ослабел. Когда Пламенный его поднял, он упал снова. Пламенный попробовал идти, поддерживая его, но сам был так слаб, что они упали оба. Подтащив Элия к берегу, он устроил стоянку и отправился разыскивать белок. Как раз в это время и у него развилась привычка валиться с ног. Вечером он увидел первую белку, но сумерки спустились раньше, чем он успел хорошенько прицелиться. С терпением первобытного человека он ждал до следующего дня и через час после рассвета застрелил белку.

Большую часть своей добычи он дал Элия, а себе оставил жесткие куски и кости. Но такова химия жизни, что это маленькое создание, этот движущийся кусочек мяса передал свою энергию съевшим его людям. Белка уже не перебегала по соснам, прыгая с ветки на ветку и взбираясь на головокружительную высоту. Вместо того та же энергия, заставлявшая ее проделывать эти прыжки, перешла в истощенные мускулы и ослабевшую волю двух людей, заставляя их двигаться, или, вернее, двигая ими. Шатаясь, прошли они несколько оставшихся миль до лодки, упали здесь и долго лежали без движения.

Нужно было спустить маленькую лодку с возвышения на берег. Как ни легка была эта работа для сильного человека, но Пламенный провозился над ней несколько часов. И еще много часов, день за днем, провел он подле нее, лежа на боку, затыкая щели мхом. Когда он покончил с этим, река все еще не шла. Лед поднялся на несколько футов, но не спускался вниз по течению. Впереди была еще работа — спуск лодки на воду, когда река освободится от льда. Тщетно бродил Пламенный, спотыкаясь, падая и ползком пробираясь по мокрому оттаявшему снегу или по ледяной его коре, скрепленной ночным морозом, в поисках еще одной белки. Так и не удалось ему добиться еще одного превращения прыжков и болтовни маленького зверька в энергию человеческого тела, которому надлежало втащить лодку на полосу прибрежного льда и спустить ее в поток.

Только двадцатого мая тронулась река. Движение льда вниз по течению началось в пять часов утра; было уже светло; Пламенный сел и стал наблюдать за ледоходом. Но Элия уже никакое зрелище интересовать не могло. В полубессознательном состоянии он лежал без движения, а лед раскалывался на части, огромные куски его ударяли о берег, с корнями вырывали деревья и открывали многотонные глыбы земли. Вокруг них земля дрожала и сотрясалась от этих страшных ударов. Через час лед остановился. Очевидно, где-то внизу был затор. Тогда река начала подыматься, вздымая на своей груди лед, пока он не поднялся выше берега. А с верховьев вода все прибывала, и громоздились все новые и новые миллионы тонн льда. Грохот был невероятный. Огромные глыбы льда вытеснялись с такой силой, что взлетали на воздух, словно зернышки дыни, пущенные вверх ребенком, а вдоль всего берега громоздилась ледяная стена. Когда ледяная гряда была пробита, шум и удары удвоились. Ледоход продолжался еще час. Река быстро спала, но стена льда на берегу, спускающаяся к самой воде, осталась.

Прошли последние льдины, и впервые за шесть месяцев Пламенный увидел реку свободной. Он знал, что лед с верховьев Стюарта все еще не прошел, что он скопился там глыбами и может прорваться и спуститься вниз в любое время, но положение было слишком отчаянным, чтобы можно было медлить. Элия в любой момент мог испустить дух, да и сам он был далеко не уверен, что сил, оставшихся в его ослабевших мускулах, хватит на спуск лодки.

Это была также игра. Если он станет ждать здесь второго ледохода, Элия умрет наверняка, да и сам он, вероятно, отправится за ним. Если ему удастся спустить лодку и опередить второй ледоход, если его нагонит лед с верховьев Юкона, если его-счастье будет на его стороне в преодолении этих существенных препятствий и еще сотни других помельче, они достигнут Шестидесятой Мили и будут спасены, если — и снова «если» — у него хватит сил пристать у Шестидесятой Мили, а не проплыть мимо.

Он принялся за работу.