Автомобиль Пламенного был последним. Выглянув из окна, он бросил взгляд на неосвещенный дом, громоздившийся в темноте, как огромная гора. Чей это дом? — недоумевал он. Почему они пользуются им для своих тайных совещаний? Не разболтает ли лакей? А как относительно шоферов? Или они — надежные люди, вроде «нашего» мистера Хоуиссона? Тайна? Все дело было ею окутано. А рука об руку с тайной шла власть. Он откинулся назад и затянулся папиросой. Грядут большие события. Карты были уже перетасованы для крупной игры, и он принимал в ней участие. Он вспомнил свои игры в покер с Джеком Кернсом и громко расхохотался. В те дни он рисковал тысячами, а сейчас играл на миллионы. А восемнадцатого, когда будет объявлен дивиденд! Он усмехнулся, представив себе то смятение, какое неизбежно охватит людей, с отточенными бритвами подстерегавших его, — его, Пламенного!

Глава III

Вернувшись в отель около двух часов утра, он застал там репортеров, ждавших его, чтобы проинтервьюировать. На следующее утро явилось еще несколько. Итак, Нью-Йорк встретил его ревом бумажных труб. Еще раз, под гром тамтамов и дикие завывания, его живописная фигура появилась на печатной странице. Король Клондайка, герой арктической ночи, оцениваемый в тридцать миллионов, прибыл в Нью-Йорк. Зачем он явился сюда? Остричь нью-йоркцев, как остриг толпу в Неваде? Уолл-стрит должна быть настороже, ибо дикарь Клондайка только что прибыл в город. Или случится так, что Уолл-стрит его обкорнает? Немало там обкорнали дикарей; быть может, такова будет и судьба Пламенного?

Он усмехнулся про себя и давал двусмысленные интервью. Это помогало его игре, и он снова усмехнулся, размышляя о том, что парням на Уолл-стрит придется здорово поработать, прежде чем они его обкорнают.

Все ждали, что он станет играть. Когда началась закупка Уорд Вэлли, было немедленно решено, что это — его ход. Биржевые сплетни разрастались. Значит, он снова напустился на Гугенхаммеров! История на Офире еще раз появилась в газетах и преподносилась столько раз, что в конце концов даже Пламенный с трудом мог ее узнать. Однако все это лишь подбавляло зерна на его мельницу. Биржевые игроки были совершенно сбиты с толку. С каждым днем он увеличивал закупку, а продавцы отзывались с такой готовностью, что акции Уорд Вэлли повышались очень медленно.

— Это наверняка побьет покер, — радостно шептал про себя Пламенный, замечая произведенную им суматоху.

Газеты высказывали бесконечные догадки и предположения, а Пламенного постоянно преследовала целая свита репортеров. Его интервью были подлинными шедеврами. Заметив, как наслаждаются газеты его местным наречием, его словечками, вроде «наверняка», «валяйте», «плевать», он даже утрировал особенности своей речи, заимствуя фразы, употреблявшиеся другими золотоискателями, а иногда и самостоятельно изобретая новые.

Это была безумная неделя, до четверга, восемнадцатого числа. И он не только играл так, как никогда не игрывал раньше, но перед ним был самый большой стол в мире, а ставки были так велики, что опытнейшим завсегдатаям пришлось насторожиться. Несмотря на неограниченную продажу, его упорная закупка вызвала устойчивое повышение Уорд Вэлли, и с приближением четверга положение все обострялось. Что-нибудь да лопнет. Сколько он мог купить? Что делала все это время компания Уорд Вэлли? Пламенный наслаждался интервью, какие появлялись в газетах, — интервью были мирные и сдержанные. Леон Гугенхаммер даже высказал предположение, что, быть может, этот северный крез делает ошибку. Это отнюдь не означает, что они беспокоятся, объяснил Джон Доусетт. И возражений они не имеют. Не зная его намерений, они уверены в одном, а именно — он повышает акции Уорд Вэлли.