Возвращаясь в отель, он снова менял кэбы. Поднявшись в свою комнату, он проглотил еще стакан коктейля, лег в постель и уснул. Наутро, одевшись и побрившись, он заказал завтрак и газеты и стал ждать. Но больше он не пил. С десяти часов утра начались звонки по телефону: агенты давали отчет. Натаниэль сел в поезд в Тэрритаун. Джон Доусетт едет по подземной железной дороге. Леон Гугенхаммер еще не выходил, хотя, несомненно, он дома. И, разложив перед собой карту, Пламенный следил за своими тремя партнерами, съезжавшимися в одно место. Натаниэль Леттон был в своей конторе в Мючуэл Соландер. Затем к нему присоединился Леон Гугенхаммер. Доусетт все еще не трогался из своей конторы. Но в одиннадцать часов пришло известие, что и он приехал. Несколько минут спустя Пламенный мчался на автомобиле в Мючуэл Соландер.

Глава IV

Натаниэль Леттон что-то говорил; когда распахнулась дверь, он замолчал, и все трое со скрытой тревогой смотрели на Пламенного, входившего в комнату. В своей походке он бессознательно подчеркивал свободный раскачивающийся шаг путешественника полярных снегов. Ему действительно казалось, что он чувствует под своими ногами снежную тропу.

— Здорово, джентльмены, здорово, — сказал он, не обращая внимания на неестественное спокойствие, с каким они встретили его появление. Он по очереди поздоровался с каждым, переходя от одного к другому и так сердечно пожимая руки, что Натаниэль Леттон невольно сморщился от боли.

Поздоровавшись, Пламенный бросился в массивное кресло и лениво развалился с видом усталого человека. Кожаный портфель он принес с собой и небрежно бросил на пол подле своего кресла.

— Боже милосердный, ну я и поработал, — вздохнул он. — Здорово мы их обкорнали. Ловкая была штука. А я только уж под самый конец понял, как оно здорово вышло. Начистоту обстригли. И любопытно, как они пошли на эту Удочку.

Его ленивые протяжные слова с западным акцентом успокоили их. Он говорил весело. В конце концов, не так уж он страшен. Правда, он проник сюда вопреки инструкциям, данным Леттоном в конторе, но не было никаких данных, что он устроит сцену или начнет грубиянить.

— Ну, — добродушно сказал Пламенный, — что ж вы не скажете доброго словечка своему партнеру? Или его блеск ослепил всем вам глаза?

Леттон издал хриплый горловой звук. Доусетт сидел спокойно и выжидал, а Леон Гугенхаммер постарался заговорить.

— Конечно, вы прекрасно справились с этим, — сказал он.

Черные глаза Пламенного вспыхнули от удовольствия.

— А ведь верно! — торжествующе воскликнул он. — Здорово мы их обкрутили! И я порядком удивился. Мне и в голову не приходило, что их так легко провести.

— А теперь, — продолжал он, избегая неловкой паузы, — не мешает нам подвести счеты. Сегодня после полудня я уезжаю на Запад на этом проклятом пароходе «Двадцатый Век». — Он взял свой портфель, открыл его и полез туда обеими руками. — Но не забудьте, ребята, если вам еще раз понадобится задать взбучку Уолл-стрит, вы мне только шепните словечко. Я буду тут как тут со своим добром!

Он вытащил из портфеля груду расписок маклеров и чековые книжки. Все это он положил кучей на большой стол, снова запустил руку, выудил оставшиеся бумажки и присоединил к груде на столе.

Затем извлек из кармана лист бумаги и стал считать вслух.

— Десять миллионов двадцать семь тысяч сорок два доллара и шестьдесят восемь центов, — вот цифра моих расходов. Конечно, все это покроется выигрышем, прежде чем мы станем делить добычу. А каковы у нас доходы? Должно быть, очистилась чертовски крупная сумма.