— Разве я так сказал, мисс Мэзон? — спросил он, протягивая ей письмо и указывая на злополучную фразу.

Тень досады скользнула по ее лицу. Она стояла с виноватым видом.

— Ошиблась, — сказала она. — Мне очень жаль. Но, знаете, ведь это не ошибка, — быстро прибавила она.

— Откуда вы это знаете? — возразил Пламенный. — На мой взгляд, это совсем неверно… и звучит нехорошо.

Она уже отошла к дверям и теперь повернулась с письмом в руке.

— А все же это верно!

— Но в таком случае везде будут ошибки, где после «не» винительный падеж, — заявил Пламенный.

— Да, — последовал смелый ответ. — Может быть, исправить везде?

— «Раньше понедельника я не получу вашего письма», — вслух повторил Пламенный фразу из письма. Вид у него был серьезный, торжественный: он напряженно прислушивался к звуку собственного голоса. Потом покачал головой. — Нехорошо звучит, мисс Мэзон. И неверно звучит. Помилуйте, ведь никто мне так не пишет. Все они ставят винительный падеж. И образованные люди тоже, очень многие из них. Разве не правда?

— Да, — согласилась она и пошла к своей машинке, чтобы сделать поправку.

Вышло так, что в тот день он завтракал в компании знакомых; среди них был один молодой англичанин, горный инженер. Случись это в другое время, Пламенный не обратил бы никакого внимания, но сейчас еще свежо было в его памяти столкновение со стенографисткой, и он не замедлил заметить, что англичанин в разговоре употребляет после отрицания родительный падеж. За завтраком это повторялось несколько раз, и Пламенный убедился, что не случайно.

После завтрака он отвел в угол Маккинтоша, одного из сотрапезников, известного футболиста и, следовательно, человека, побывавшего в университете.

— Послушайте, дружище, — спросил его Пламенный, — как правильно сказать: «Раньше понедельника я не получу этого письма» или: «Раньше понедельника я не получу это письмо»?

Экс-капитан футбольной команды с минуту мучительно размышлял.

— Черт бы меня побрал, если я знаю, — сознался он. — А я как говорю?

— О, конечно, «это письмо».

— Ну, значит, нужно говорить «письма»; я всегда был слаб в грамматике.

По дороге в контору Пламенный зашел в книжный магазин и купил грамматику; добрый час он пыхтел над страницами, положив ноги на стол.

— Пусть меня закидают гнилыми яблоками, если девочка не права, — изрек он вслух по прошествии часа. И впервые ему пришло в голову, что его стенографистка как-то отличается от других людей. До этого момента он видел в ней только неотъемлемую принадлежность конторской обстановки. Но теперь, превзойдя своими познаниями в грамматике дельцов и людей, побывавших в университете, она сделалась индивидуумом. В его сознании она заняла особое место, выделяясь так же резко, как фраза «не получу письма» на напечатанной странице. Он стал обращать на нее внимание.

Ему удалось заметить, когда она уходила в тот день из конторы, и впервые он обратил внимание, что она хорошо сложена и недурно одевается. Он ничего не понимал в деталях женского туалета и не мог заметить ее хорошенькую блузку и ловко скроенный костюм. Он получил только общее впечатление. Она выглядела хорошо. Казалось, все было как следует и на своем месте.

— Хорошенькая девочка, — был его вердикт, когда дверь конторы за ней захлопнулась.

На следующее утро, диктуя, он пришел к заключению, что ему нравится ее прическа, хотя ни за какие блага в мире он не смог бы ее описать.