Дьюк замялся, подбирая слова. Глаза его затуманились. Когда он заговорил снова, голос звучал спокойнее.

– Я знаю, это нелегко. Всегда было нелегко и будет. Ты думаешь, я не прошел через это? Мы снова переживаем Пакистан, но теперь я понимаю, как глубоко можно вляпаться в дерьмо. Хочешь знать, что такое настоящий идиотизм? Почти вся наша тактика заимствована у войны, проигранной двенадцать лет назад. Вот уж действительно идиотизм… – Он пожал плечами. – Но, так или иначе, мы снова вернулись к исходной точке: у нас есть дело, которое надо делать.

– Не знаю, – возразил я. – Не уверен, что смогу работать и дальше.

Я не смел поднять глаза на Дьюка.

– Джим, не будь болваном. – В голосе Дьюка зазвучали металлические нотки. – Все прошли через это. Я. Шорти. Ты будешь ошибаться, по‑другому не получится. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Но ты не имеешь права из‑за ошибок устраняться от дела.

– Ты не понял.

– Тогда ты не замечаешь очевидного. Если бы мы отправляли в отставку каждого мужчину и каждую женщину, когда‑либо совершивших ошибку, то в армии США не осталось бы ни одного офицера. Меня, кстати, тоже.

– Да, но из‑за моих ошибок гибнут люди…

– Из‑за моих тоже. – Говорил он спокойно, но взгляд его был суровым. – Ты возомнил себя монополистом?

Я промолчал. И так уж выставил себя круглым идиотом – зачем усугублять?

Дьюк поставил стакан на стол.

– Послушай, Джим. Дело в том, что любая ошибка – это лишь еще одна возможность ее исправить, а вовсе не дубинка, которой следует колотить самого себя. Это еще одна возможность узнать что‑то новое. Демобилизуют только за настоящий провал – если ты понапрасну загубил жизни. Те пилоты – Уэйн и Вулфмен – знали о риске и пошли на него добровольно.

– Они доверились моему заключению.

– Я тоже доверился. Ну и что?

– А если в следующий раз это будешь ты?.. Дьюк пожал плечами.

– С таким же успехом это можешь оказаться и ты, Джим. Я должен доверять тебе. Ты должен доверять мне. Такова работа. Ну как? Будем продолжать жалеть себя или поработаем, как раньше? А может, ты больше не хочешь уничтожать червей?

– Не задавай глупых вопросов.

– Отлично. Будем считать, что сегодня ты научился проигрывать, собираться и идти дальше. Зачтем это как часть стажировки на капитанское звание. Ту часть, когда учатся брать на себя ответственность за решения, приносящие вред.

– Они приносят вред… – Я уже понял, что скажу глупость, но все‑таки договорил: – А я не знаю, что делать.

– Ничего, – ответил Дьюк. – Здесь ничего нельзя поделать, Джим. Надо просто повторять без конца, пока не перестанешь. И не стоит драматизировать. Избавь меня от слез и соплей. Я видел их не раз. И выразительнее твоих. – И уже более мягко он добавил: – Я знаю, что ты совершаешь трагические ошибки, Джим. Я бы волновался, если бы этого не было. Постарайся твердо усвоить одно: совершать такие ошибки естественно.

К своему удивлению, я заметил в его глазах сострадание. И почувствовал… благодарность.

– Спасибо. Я отвел глаза.

– Это все? Ты мне больше ничего не хочешь сказать?

Я покачал головой.

– Нет, по‑моему, все сказано. – Я допил виски и подумал, а не налить ли еще. Сегодня вечером стоило бы напиться. Только я знал, что это не поможет. Да и надо кое‑что переварить на трезвую голову. Проклятье! Кажется, я становлюсь чересчур практичным. – Ладно. – Я вздохнул и придвинул стул к другому терминалу.