И вот теперь суета, вызванная нервной ходьбой Рососа из угла в угол кабинета, вызвала раздражение этого страшного человека.

Он поднялся из кресла, в котором сидел до этого. Неторопливо подошёл к молодому крысенышу в образе человека, взял его за шею и несколько раз встряхнул.

От резкого движения в шее Рососа раздался ясно слышимый хруст, тот еще громче вскрикнул писклявым фальцетом и, отскочив от подошедшего мужчины на пару шагов, со страхом уставился на него.

— Успокойся, — сказал тому Сал.

Прошло несколько секунд ожидания, наконец, молодой перестал со страхом взирать на подошедшего человека и ответил ему.

— Да я спокоен, — прохрипел Росос, потирая шею. — Дай только добраться до тех, кто это устроил. Да они у меня кровью умоются, да я их буду растирать в порошок, медленно и с наслаждением, — распалялся оживающий молодой человек.

Старший собеседник покачал головой.

— Как был тупым ублюдком, так им и остался.

— Да как ты смеешь, — воскликнул Росос, — мой отец тебя накажет. Да он тебе…

— Что он мне? — нехорошо улыбаясь, в ответ на его фразу, вплотную приблизившись к этому столичному мажору, спросил Сал. — Ты думаешь это твоя метрополия, где все могли решить деньги твоего папочки, и прикрывала тебя толпа телохранителей, чиновников и адвокатов?

И посмотрев на это сжавшееся ничтожество, он уже гораздо спокойнее сам же и ответил на свой вопрос.

— Нет. Это фронтир. Тут никто не будет смотреть на то, сколько поколений предков у тебя за спиной, как туго набит твой кошелек, или как высоко сидит твой папаша. Если они посчитают, что ты виноват, то к тебе придут и скажут об этом, и скорее всего, это будут последние слова, что ты услышишь. Никто не будет заморачиваться, и устраивать длительное следствие или судебное разбирательство, все решиться просто и быстро.

— Но закон на нашей стороне. Мы давно его купили. Никто не посмеет. Они побоятся связываться с нами, — проблеял Росос.

— Ты так и не понял, где оказался? — даже с какой-то жалостью посмотрел на своего подопечного Сал. — Тут нет тех, кого можно напугать тем, что их вышлют из метрополии и отправят к черту на рога, они и так уже здесь. И ты, кстати, тоже. Местные уважают закон, но до тех пор, пока он им не мешает, а как только их пути расходятся с буквой закона, так и сами люди кладут на твой любимый закон, который не раз спасал тебя, большой и тяжёлый, и действуют по собственному усмотрению. А иногда, что удивительно, даже не нарушают его. Вон пятерку доказательств этого факта ты имел счастье сегодня лицезреть. Все в рамках правил и так любимой тобой буквы закона, никто не придерется, все твои люди живы. А вот здоровья им никто не гарантировал.

И Сал, повернувшись, опять отошёл к тому углу, где сидел до этого.

Разговор с этим ничтожеством, который, как только появилась небольшая опасность, уже наложил в штаны и готов забиться в какую-нибудь крысиную нору до того момента, как блокада сектора закончится и со станции можно будет слинять, больше не интересовал Васа.

Росос совершенно не походил на своего отца.

Вот тот человек с железной волей и хваткой, с которым они больше сотни лет назад заключили очень выгодную обоим сделку.

— Но как же так? Что теперь делать? — растерянность этого слизняка поражала Васа.

То как он себя ставил до этого, не шло ни в какое сравнение с тем, что видел сейчас перед собой Сал.

— Ждать. Я связался с Трескони. Он должен пробить по своим каналам, что они накопали по этому делу.

— Сал, ну а сам-то ты что думаешь? — заискивающе спросил Росос.

Сал посмотрел на него долгим изучающим взглядом, но потом, все-таки решив, что этот рассказ принесет только пользу, начал говорить:

— Это предупреждение.