Я попытался высосать из бутылки еще что-нибудь, но она, увы, была пуста. Мне вдруг смертельно захотелось пива, целую бочку пива. Я чуть было не сел в машину, но передумал. Машину могла услышать Мэй, и тогда она задала бы мне на орехи. Она сказала бы, что на пиво денег у нас нет тоже, особенно теперь, когда я потерял работу. Борясь с печеночной отрыжкой и слегка пошатываясь, я направился прямиком через газон. Мэй вышла на веранду. Я слышал, как она позвала меня с беспокойством в голосе:

– Джим, ты где? Что ты делаешь в темноте? Ну же, Джим, иди домой!

Я не ответил и продолжал свой путь. Пошла она к чертовой матери! Она даже не помнит, что сегодня мой день рождения. Пусть убирается к чертям со всем остальным!

Я соображал с хитростью пьяницы. Если я не вернусь домой, Мэй, без сомнения, отправится искать меня в «Сэндбар». В те редкие вечера, когда мы позволяли себе чуть расслабиться и пропустить по рюмочке, мы всегда шли смотреть телевизор в «Сэндбар». Точно так же поступали и все наши соседи, ибо никто из нас не мог позволить себе купить телевизор. Я, не останавливаясь, прошел мимо «Сэндбара» и направился в столовую «Кантри Клаба». Там я опорожнил залпом три бутылки пива, которые вызвали еще большую жажду. Мне нужна была еще бутылка «Бурбона». Пятьсот бутылок «Бурбона». Много «Бурбона», чтобы утопить в виски Джеймса А.Чартерса.

Перед «Кантри Клабом» на красный свет остановилось такси, и я в него сел.

– Куда едем? – спросил шофер.

– Отвезите меня на карниз.

Мне хотелось увеличить расстояние между мной и Мэй. Шофер не надеялся на такой длинный пробег и был явно очень рад.

– С удовольствием, мистер. А куда именно на карнизе?

Я назвал первый пришедший на память бар.

– Попробуем для начала в «Оул Свимминг Хоул».

Шофер сделал разворот. Когда мы проезжали мимо «Сэндбара», я увидел, как у входа в него остановился «Шевроле» Боба Шелли. Из «Шевроле» вышла Мэй и вошла в «Сэндбар». Мне показалось, что она плакала. Мне стало как-то не по себе. Я не хотел, чтобы Мэй плакала. Я ее любил. Но с другой стороны, она должна была вспомнить, что сегодня мой день рождения. Ведь стоило ей сказать мне просто: «С днем рождения, милый», поцеловать меня от всего сердца, и мне ничего больше не было бы нужно.

Ну что поделаешь, коли я – подонок, неудачник в жизни! Видит бог, я делал все, что мог! Для нее в течение десяти долгих лет я работал, как собака. Вставал по звонку будильника и шел выполнять любую работу. И не роптал, потому что делал я это для Мэй. И вот доработался до того, что не имею права трогать ее в свой день рождения!

– Хотите немного поразвлечься, да? – спросил шофер.

– Так оно и есть, – с горечью ответил я.

Несмотря на то, что сезон еще только начинался, в «Оул Свимминг Хоул» было полно народа: мужчины в дорогих спортивного покроя куртках и в фланелевых брюках, праздные, сверкающие бриллиантами женщины. Почти все они были зажиточными туристами, спасавшимися от снега и холода. Чтобы пить в подобном месте, надо было быть богачом. Здесь выкладывали восемь долларов за порцию спиртного, стоившую у Келли тридцать пять центов.

Один из барменов «Оул Свимминг Хоул» был похож на Шеда Коллинза, с которым мы служили в одном полку. Я его не сразу признал – так он растолстел.

– Джим! Господи! Как я рад тебя видеть!

Ему удалось пожать мне руку и угостить меня виски (за восемь долларов).

– Ну, старик, как твои дела?

Похоже было, что это его и впрямь интересовало.

– Отлично, – соврал я. – Отлично, Шед.