Уже дважды голлисты обращались к союзу за содействием и оба раза получали его, но на определенных условиях. Союз требовал отступного, обычно ослабления полицейского надзора за его преступными действиями. Корсиканцы помогли союзникам при высадке на юге Франции в августе 1944 года и с тех пор хозяйничали в Марселе и Тулоне. Они приняли активное участие в борьбе с алжирскими поселенцами и ОАС после апрельского путча 1961 года, и в результате их щупальца протянулись на север, достигнув Парижа.

Как полицейский, Морис Бувье ненавидел союз лютой ненавистью, но он знал, что Отдел противодействия Роллана широко пользуется услугами корсиканцев.

– Вы думаете, они могут помочь? – спросил министр.

– Если Шакал так умен, как нам говорят, – ответил Роллан, – то найти его могут только корсиканцы и никто более.

– Сколько их в Париже? – министр все еще колебался.

– Около восьмидесяти тысяч. Часть служит в полиции, на таможне, в КРС, СДЭКЭ, многие вхожи в преступный мир. И они организованы.

– Используйте их, – решил министр.

Других предложений не последовало.

– Тогда все. Комиссар Лебель, мы ждем от вас фамилию, описание внешних данных, фотографию. После этого Шакал не пробудет на свободе и шести часов.

– Фактически на его поимку нам отпущено три дня. – Лебель смотрел в окно.

Сидящие за столом вздрогнули, как от удара электрического тока.

– Откуда вы это знаете? – спросил Макс Ферне.

Лебель несколько раз мигнул:

– Я мог бы догадаться и раньше. Уже с неделю меня не покидала уверенность в том, что у Шакала есть план и он выбрал день, когда выстрелит в президента. Почему он сразу не стал пастором Иенсеном, покинув Гап? Почему не бросил машину в Балансе, чтобы оттуда на поезде поехать в Париж? Почему прибыл во Францию, а потом провел здесь неделю, убивая время?

– Действительно, почему? – спросил кто‑то.

– Потому что он заранее выбрал свой день. Он знает, когда нанесет удар. Комиссар Дюкре, президент собирается выезжать из дворца сегодня, или завтра, или в субботу?

Дюкре покачал головой.

– А в воскресенье, двадцать пятого августа?

Над столом прокатился вздох, словно порыв ветра по пшеничному полю.

– Ну конечно, – выдохнул министр, – День Освобождения. И ведь многие из нас были с ним в тот день 1944 года, когда Париж стал свободным.

– Совершенно верно, – кивнул Лебель. – Он тонкий психолог, наш Шакал. Он знает, что один день в году генерал де Голль обязательно проведет здесь, в Париже. Это, образно говоря, великий день нашего президента. Его‑то и ждет убийца.

– В таком случае мы должны его взять, – отрезал министр. – Теперь, когда он лишен источника информации, когда спрятаться в Париже ему негде, когда его не пустят ни в один дом, деваться ему некуда. Комиссар Лебель, дайте нам его фамилию.

Клод Лебель встал и направился к двери. Поднялись и остальные.

– О, еще один вопрос, – возглас министра остановил Лебеля. – Как вы догадались прослушать домашний телефон полковника Сен‑Клера?

Лебель повернулся и пожал плечами:

– Я ни о чем не догадывался, но распорядился поставить подслушивающие устройства на все ваши телефоны. До свидания, господа.

* * *

В пять часов пополудни, сидя на террасе кафе с кружкой пива, в черных очках, защищающих глаза от солнца, Шакал нашел выход из создавшегося весьма затруднительного положения.