— Я рада, что ошиблась.
— Введите эти данные в Уни, — сказал Король, поворачиваясь к Чипу, — с тем, чтобы наш брат впредь мог получать меньшую дозу.
— Да, да, сейчас же иду. — Женщина подала знак Чипу. Он встал.
Они вышли из кабинета. В дверях Чип обернулся.
— Спасибо, — сказал он.
Король посмотрел из-за своего захламленного письменного стола — только посмотрел, без тени улыбки, без дружеского огонька в глазах.
— Благодарите Уни! — сказал он.
Не прошло и минуты, как Чип возвратился в свою комнату, когда позвонил Боб.
— Я только что получил справку из Главного Медцентра, — сказал он. — Состав инфузии у тебя был немного сбит по параметрам, но теперь все откорректировано.
— Хорошо, — сказал Чип.
— Твоя апатия и усталость постепенно пройдут в течение следующей недели, и к тебе вернется прежнее самочувствие.
— Я надеюсь.
— Так и будет. Послушай-ка, ты хочешь, чтобы я занялся тобой без очереди завтра, или, может, давай отложим до следующего вторника?
— Хорошо, до следующего вторника.
— Отлично, — сказал Боб и ухмыльнулся. — А знаешь что? — сказал он. — Ты уже выглядишь лучше.
— Я и чувствую себя лучше, — ответил Чип.
Глава 3
Каждый день его самочувствие немного улучшалось, он чувствовал себя все более бодрым и живым, более уверенным в том, что болезнью было его прежнее состояние, а здоровьем — то, что в нем постепенно крепло теперь. К пятнице — через три дня после обследования — он чувствовал себя так, как раньше бывало в день перед процедурой. Но последний раз ему вводили лекарство всего неделю назад; впереди еще целых три недели — необъятные и неисследованные — до очередной лечебной процедуры. Имитация реактивности сработала; Боб был одурачен, и дозу уменьшили. А следующая, по данным обследования, будет еще сильнее уменьшена. Какие чудеса ему суждено познать в области чувств через пять, через шесть недель?
В тот вечер, в пятницу, за пять минут до отбоя, Снежинка вошла к нему в комнату.
— Не гони меня, — сказала она, снимая балахон. — Я только положу записку в футляр твоей зубной щетки.
Она легла к нему в постель и помогла снять пижаму. Ее тело было гладким, отзывчивым и возбуждало сильней, чем тело Пиис СК или чье-либо еще; да и его собственное тело, когда она гладила, целовала и облизывала его, сильнее отзывалось на ласки, чем с другими раньше. Более сильным и неуемным было желание. Не в силах сдерживать себя, он вошел в нее — глубоко, страстно, — чуть было сразу не кончил, но она умерила его пыл, остановила, заставив его на мгновение остановиться и снова войти, приняв странную, но эффективную позу, через некоторое время поменяв ее. Двадцать минут, если не больше, они сообща трудились и неистовствовали, стараясь не производить шума, дабы не смутить соседей за стенкой и под ними.
Когда же все было кончено и они легли рядом, она спросила:
— Ну, как?
— Бесподобно! — сказал он. — Но если честно, то по тому, что ты говорила, я ожидал еще большего.
— Терпение, брат, — сказала она. — Ты еще не до конца здоров. Придет время, и тебе сегодняшнее покажется не более чем пожатием рук.
Он рассмеялся.
— Тсс.
Он обнял и поцеловал ее.
— Про что там, в записке? — спросил он. — Той, что в зубной щетке.
— В воскресенье в одиннадцать вечера, на том же месте, где в прошлый раз. |