Мы успели. Дверь распахнулась, и в зал стремительно вошел невысокий плотный центурион в кованном, как у отца, панцире. Лицо его было красным от гнева.

    Публию Элию Сеяну, так звали гостя, было двадцать пять, то есть он был совсем молод для должности центуриона преторианцев, привилегированного, личного войска императора, служить в котором было великой честью даже для родовитых патрициев. Центурионами у преторианцев становились, как правило, люди заслуженные, но Публий был племянником самого Сеяна, поэтому обязательные для всех нормы не действовали. На госте был богатый плащ, забрызганный грязью, в грязи были его шерстяные штаны – "браки" и изящные сапоги из мягкой кожи. Ножны и рукоять меча Элия были украшены золотом, золотые узоры змеились и на грудной пластине панциря – слишком богатый наряд даже для преторианца. Ступал центурион не слишком уверенно, широко расставляя ноги – отец был прав, говоря о последствиях скачки пехоты на лошадях. Легионеров учат ездить верхом, но делать им это приходится редко. Особенно изнеженным преторианцам…

    Все это я разглядел и узнал потом. В тот миг я видел лишь перекошенное гневом лицо гостя и невольно потянулся к мечу. К счастью, преторианец не заметил моего движения.

    – Почему не пустили моих солдат?! – вскричал гость с порога. – Кто смеет препятствовать посланцу консула?

    В дверном проеме я заметил мелькнувшую голову Скавра и сообразил: центурион истолковал веление префекта по-своему.

    – Откуда мне знать, кто ты? – спокойно ответил отец. – Это монетный двор Рима, его строго охраняют. Посторонний может войти сюда лишь с моего разрешению или по велению римского консула. Так приказал мне сам Август, а сын его, Тиберий, этого повеления не отменял.

    – Я… – начал было гость, но потом молча достал из сумки на боку свиток в красном кожаном футляре и протянул отцу.

    Отец молча развернул пергамент. Я глянул через его плечо. Это был указ об оказании всякого содействия посланнику консула Рима, Публию Элию Сеяну. Указ скрепляла печать консула.

    – Чем могу помочь? – спросил отец, возвращая свиток Элию.

    – Я хочу осмотреть монетный двор.

    – Что именно?

    – Все!

    – Это займет много времени.

    – Я не тороплюсь.

    – Тогда идем!

    – Вели позвать моих солдат! – сердито сказал Элий.

    – Зачем они тебе?

    Элий замялся.

    – Если ты опасаешься за свою жизнь, то напрасно, – невозмутимо сказал отец. – Монетный двор охраняется, никто не посмеет причинить вред посланцу консула. Если ты просто хочешь, чтоб тебя сопровождали, – продолжил отец, увидев, как изменился преторианец в лице при первых его словах, – то лучше не делать этого. Здесь не улицы Рима; там, куда мы пойдем, тесно, шумно и грязно. Посторонний может нечаянно опрокинуть на себя котел с расплавленным серебром или горячие заготовки. Я не хочу, чтоб в моем дворе пострадал преторианец. Втроем мы сумеем этого избежать, но если нас будет десять…

    – Он пойдет с нами! – перебил его Элий.

    Только сейчас я заметил человека, скромно стоявшего за спиной преторианца. Он был одет как вольноотпущенник (каковым и являлся), на вид ему было не меньше пятидесяти. Отец пожал плечами, и мы спустились во двор.

    Я много раз бывал внутри монетного двора, поэтому больше смотрел на гостей, чем на работников.