– Как и Риму! – наклонил голову отец. – Но тебе, вижу, пришлось сражаться?

    – Несколько стычек на границе с дикими племенами.

    Отец снова кивнул.

    – В прошлом году мне пришлось воевать в Иудее.

    – С кем? – насторожился отец.

    – Тоже с кочевниками. Мы попали к ним в плен, затем освободились и направлялись домой. Спокойно уйти нам не дали – пришлось пробиваться…

    – Что вы делали в Иудее?

    – Искали истину!

    Отец захохотал. Он смеялся долго, вытирая глаза салфеткой. Аким терпеливо ждал.

    – Ты слышал об иудейском боге, сенатор?

    – Заезжий купец из евреев рассказывал. Кажется, он хотел обратить меня в свою веру. Напрасно. Как можно верить в бога, которого нет?

    – Ты хочешь сказать, бог евреев не имеет земного облика?

    – Купец говорил, что бог везде и во всем. Поэтому евреям запрещено делать статуи бога и даже сооружать ему жертвенники, кроме того, что есть в Иерусалиме. Разве это не странно?

    – Ты слыхал от иудея о воплощении бога в человеке?

    – Купец толковал о каком-то мессии…

    – Разве это не удивительно – увидеть живого бога?

    – Я видел.

    – Какого?!

    – Августа!

    – Император, которого обожествил сенат?

    – Да. Разве он не бог? Ему сооружены храмы, любой может придти туда и принести жертву. Даже ты!

    – С твоего позволения, не стану.

    – Почему?

    – Вера запрещает нам приносить жертвы чужим богам.

    – Как знаешь… – пожал плечами отец. – Я бы на твоем месте отблагодарил… Купец тоже отказался, когда я предложил ему. Римлянам не запрещено поклоняться чужим богам, лишь бы не забывали про своих. Как видишь, мы свободнее вас.

    – Зато нам тепло на свете…

    Я не стал более прислушиваться к спору отца с Акимом – скучно. Боги мало интересовали меня. По праздникам наша семья участвовала в религиозных церемониях, я послушно присутствовал – и только. С богами в Риме все просто: своевременно приноси им жертвы, не скупись на подношения понтификам – и все будет хорошо. Спорить о том, чей бог лучше, глупо. Поклонись каждому, почти его жертвой, чтоб никому не обидно – и все дела. Так поступали все вокруг…

    Аким заметил мое скучающее лицо и улыбнулся.

    – Давай прекратим этот спор! – предложил он отцу. – Все равно каждый останется при своем мнении. У меня сегодня радостный день, и я хочу, чтоб нам было весело. Ты позволишь, сенатор?

    Отец кивнул, и Аким сделал знак рабам. В триклиний скользнули двое музыкантов – один с флейтой, другой с кифарой и три женщины в белых одеждах. Музыканты стали у стены и подняли инструменты. Музыка, томная, чувственная заполнила комнату, женщины взмахнули руками и поплыли вокруг стола, изгибаясь и покачивая бедрами.

    У меня перехватило дыхание. Столы на танцовщицах были из невесомого, прозрачного виссона, сквозь ткань можно было разглядеть все: тугие груди с розовыми сосками, округлый живот под аккуратной впадинкой пупка и темный треугольник на лобке.