- Мне нужно перевести письмо.
Молодой человек еще больше удивился, потому что от него уже отступились
клиенты - банкиры, дельцы, маклеры, все биржевики, получающие большую
корреспонденцию, циркуляры, уставы различных компаний, главным образом из
Англии и Германии.
- Да, письмо на русском языке. Всего только десять строк.
Тогда он протянул руку; русский язык был его специальностью, из всех
переводчиков этого квартала, живших немецким и английским, он один бегло
переводил с русского. Но документы на русском языке попадались на
парижском рынке редко, и этим объяснялись долгие перерывы между заказами.
Он вслух прочел письмо по-французски. Это был утвердительный ответ
одного константинопольского банкира, заключавшийся в трех фразах, - просто
согласие на деловое предложение.
- Благодарю вас, - воскликнул Саккар, по-видимому очень обрадованный.
И он попросил Сигизмунда написать эти несколько строк перевода на
оборотной стороне письма. Но тут молодой человек страшно закашлялся; он
зажал рот платком, чтобы не беспокоить брата, зная, что тот прибежит, как
только услышит кашель. Когда приступ прошел, он распахнул окно, задыхаясь,
стараясь вдохнуть свежего воздуха. Саккар, подойдя вслед за ним к окну,
взглянул на улицу и слегка вздрогнул:
- А, от вас видна биржа! Какая она отсюда забавная!
Он никогда не видел ее с птичьего полета, и в самом деле она показалась
ему странной: четыре широких ската ее отлогой крыши ощерились целым лесом
труб, острия громоотводов поднимались вверх, как гигантские копья,
угрожающие небу. И все здание казалось каменным кубом, изборожденным
правильными рядами колонн, кубом грязно-серого цвета, голым и безобразным,
с изорванным в лохмотья флагом посредине. Но особенно странными казались
ступени и колоннада, словно усыпанные черными муравьями, - настоящий
муравейник в переполохе, копошащийся в неустанном движении, которое
отсюда, с этой высоты, казалось бессмысленным и жалким.
- Какими маленькими они кажутся отсюда, - продолжал Саккар. - Так бы и
захватил их всех в горсть.
Затем, зная убеждения своего собеседника, он прибавил, смеясь:
- Когда же вы сметете все это с лица земли?
Сигизмунд пожал плечами:
- А зачем? Вы уничтожите себя сами.
Мало-помалу он воодушевился; он заговорил о том, что волновало его
больше всего на свете. Потребность обращать других в новую веру заставляла
его при малейшем предлоге излагать свою систему.
- Да, да, вы работаете на нас, сами того не подозревая. Вас здесь
несколько узурпаторов, которые экспроприировали народ, и когда вы будете
сыты по горло, мы просто экспроприируем вас в свою очередь... Всякий
захват богатства, всякая централизация ведут к коллективизму. Вы еще раз
убеждаете нас в этом; ведь и крупное землевладение поглощает мелкие
участки земли, так же, как большие мануфактуры пожирают ремесленников,
работающих на дому, как крупные банки и магазины убивают всякую
конкуренцию, жиреют от разорения мелких банков и маленьких лавчонок! Все
это - медленное, но верное продвижение к новому общественному строю. |