Мало-помалу последняя крыса исчезла в дверном проеме, и подземелье опустело. Если, конечно, не считать наших друзей и крепко спящих воспитанников.

Петер медленно прошел, с осторожностью огибая скорченные, сжавшиеся в клубок, вытянувшиеся и переплетенные друг с другом тела. Поднял глаза на ребят.

Максим смотрел на Петера с откровенным страхом.

Антон – с искренним интересом.

Денис – с удивлением.

– Они будут спать три дня, – глухо сказал Петер. Теперь уже – бывший Петер. А ныне – чародей и волшебник, комендант башен, ректор Академии Магисториум.

– Я хочу на воздух, – прошептал Максим.

– И я, – признался Антон. У него было позеленевшее, землистое лицо, как после недельной морской качки.

Денис молча смотрел на Петера. Он не знал этого человека. Но очень хотел спросить его многом.

– Куда... Нектарий?

Денис с трудом сглотнул комок, стоявший в горле. Наверное, это все-таки были слезы.

– Там, дальше – река, – сказал этот незнакомый, взрослый человек. И Денис опять не сумел разглядеть в его глазах прежнего Петера.

– Он уведет их? – жалобно произнес Максим. Его лицо украшали три длинных кровоточащих царапины – видать, одна из крыс все-таки сумела достать его лапой. – Ведь уведет, правда?

– Уведет, – кивнул ректор Академии Фабрицио Кляйнер. – Ведь он мне должен вернуть мой брелок. Я им очень дорожу, Максим. Ты даже не представляешь себе, насколько ценна мне эта вещь. Ты даже не...

И тогда Максим заплакал. Горько, навзрыд и вместе с тем – с огромным, невероятным облегчением. Ничуть не стыдясь своих слез, потому что иногда бывают минуты, когда плачут все люди на свете. Даже – великие изобретатели.

Нектарий вернулся лишь через час, измотанный до полусмерти и с губами, распухшими как два пельменя. Видимо, музыка для крыс далась ему не очень-то легко.

К тому времени ко всем воспитанникам возвратился человеческий облик. Лишь кое-где под курносыми, приплюснутыми или по-гречески прямыми носами кустились остатки жестких крысиных усов, а с пальцев рук только-только сходили острые и длинные когти.

Все воспитанники крепко спали, и вряд ли их могло пробудить сейчас хоть что-то, кроме слова Петера. Но это слово будет сказано еще нескоро, когда черная магия растает в этих заблудших душах как воспоминание о тяжелом и болезненном сне.

Ректор Кляйнер и Нектарий молча переглянулись, и зеркальный маг кивнул. Он устало улыбался, как человек, аккуратно и добросовестно исполнивший порученное ему нелегкое дело. И у всех троих лицеистов только теперь немного отлегло на душе.

Когда они вышли, небо уже светлело. Тревожная башня, как и прежде, угрюмо вздымалась над стенами замка, ее контуры отчетливо выделялись на фоне рассветного неба и далеких пробуждающихся лесов.

– Вот это да! – удивленно воскликнул Денис, задрав голову. – Смотрите все, что стало с буквами?!

Друзья последовали его примеру. Вот это был сюрприз!

В величественном списке комендантов Башен больше не было черных букв. Зато теперь там появились золотые!

Два слова горели медовым благородным огнем. И они отныне переместились на самый верх перечня имен и прозвищ хозяев Магисториума. Два слова, над загадкой которых столько ломал голову Денис, и не подозревая, что этот человек всегда был рядом с ним, в замке лесного Норда.

ФАБРИЦИО КЛЯЙНЕР

Все, включая и самого ректора, невольно залюбовались золотым свечением возрожденного имени. И так они стояли, покуда не услышали тихий голос Максима.