– Но теперь она уже – новая, другая. Она, наверное, даже не помнит свой прежний сад, болото – что там еще бывает у жаб...
– А может, у нее сохранилась генетическая память? – откуда-то с задних столов спросил Коля. – Кости-то ведь остались прежние! А в них – ДНК, гены всякие...
– Я не знаю, – покачала головой Леся. – Я ничего об этом пока еще не знаю. Но только я... сомневаюсь. Сомневаюсь, что все может быть так хорошо и спокойно. Уничтожил – возродил. Сломал – починил. Это было бы слишком легко и просто.
И она села, упрямо тряхнув волосами.
Мастер Рюкер некоторое время молчал, точно ожидая, что еще кто-то из аудитории пожелает высказаться. Но все ждали, что скажет он, самый старший волшебник.
Тогда Рюкер встал, вынул злополучную жабу из ящика для мела, размотал тряпку и посадил на ладонь. Жаба уже вполне оклемалась и вовсю таращила глаза на собравшихся вокруг нее огромных четвероногих.
Волшебник осторожно провел пальцем по бородавчатой спинке, тем самым погружая животное в гипнотический транс. Но его собственный взор, обращенный к лицеистам, был напротив – ясен, чист и даже, кажется, исполнен легкой грусти.
– Я очень хотел бы, чтобы вы запомнили последние слова этой девочки, – волшебник кивнул и указал глазами на Лесю.
– Она сказала, что сомневается в непременно удачном исходе волшбы. Вы, наверное, удивитесь сейчас, но сомнение – это вечный спутник жизни всякого настоящего волшебника. Только трус и подлец может творить свою магию, будучи окончательно уверенным в ее результатах. И оттого – абсолютно спокойным.
Рюкер опустил погруженное в сон животное на стол и развел руками.
Лесе в какой-то миг показалось, что волшебник из Магисториума почему-то начинает раздваиваться. Очертания волшебника вдруг поплыли перед ее глазами, стали распадаться на отдельные пятна и тени.
Она провела рукой по лбу, потерла виски. Наваждение понемногу исчезло, и Леся увидела, что преподаватель Рюкер по-прежнему стоит за кафедрой. Но теперь уже в иной позе – склонив голову и умиротворенно скрестив руки на груди. Казалось, он тоже, вслед за своим подопытным животным, вошел в магический в транс.
И вдруг жаба открыла глаза и голосом преподавателя Рюкера ясно и отчетливо произнесла:
– Настоящий волшебник всегда сомневается. Без сомнений было бы слишком легко и просто.
После чего ее глаза закрылись, и жаба распласталась на столе, погрузившись в сон. А Рюкер, улыбаясь, открыл глаза и вновь развел руками.
В зале вновь, в который уже раз повисла мертвая тишина. И в этом безмолвии чуть ли не громом с небес всем показались скупые аплодисменты сверху.
В конце зала стоял маэстро Массажу и аплодировал своему северному коллеге.
Преподаватель Рюкер сдержанно поклонился волшебнику из Лицея, а в следующую минуту зал сотрясла целая буря оваций. Лицеисты хлопали, кричали, восторженно переговаривались между собой и пожирали глазами: кто Рюкера, кто – жабу, кто – мэтра Массажу. А некоторые – и Лесю заодно с Владой.
Но большинство ребят, конечно же, не сводило зачарованных глаз с кафедры.
Там стоял и грустно улыбался им северный чародей. И его улыбка уже больше не казалась Лесе волчьим оскалом.
ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ. ВОЛШЕБНАЯ МЕБЕЛЬ ДЛЯ ИСТИННЫХ ЧАРОДЕЕВ
В перерыве между занятиями только и было разговоров, что о заключительных словах преподавателя из Магисториума
Многие лицеисты, такие как Роман, все же считали, что сомнение не должно быть свойственно истинному волшебнику. И пока он сомневается, он не имеет права на волшебство.
Другие, такие как Коля, полагали, что только сомневающийся человек способен предугадать все последствия своей магии. В особенности – отрицательные и разрушительные. |