|
И на всякий случай произ-нес вслух. Вслух это могло относиться к кому угодно, но не ко мне. * * * В девять вечера телефон затрезвонил снова. Звонка мне ждать было не от кого, и я даже не сразу сообразил, что этот звук означает. Тем не менее, телефон продолжал надрываться. После четвертого звонка я наконец снял трубку. – Сегодня в фойе ты меня разглядывал, признавайся? – сказала она. Не сердито, не весело – совершенно бесстрастным голосом. – Было дело, – признался я. Она помолчала. – Если меня на работе так разглядывать – я напрягаюсь, и очень сильно, – продолжала она. – Я из-за тебя кучу ошибок наделала. Пока ты меня разглядывал. – Больше не буду, – пообещал я. – Это я от твоего вида храбрости набирался. Я ведь не знал, что ты так напрягаешься. Теперь знаю, так что больше не стану. Ты где? – Дома. Сейчас ванну приму – и спать, – сказала она. – Ты себе номер продлил, да? – Ага. По делам придется еще задержаться. – Тогда больше не разглядывай меня, ладно? А то у меня будут проблемы. – Больше не буду разглядывать. Она помолчала еще немного. – Слушай... А что, со стороны сильно заметно, когда я напрягаюсь? Ну, общее впечатле-ние? – Да как сказать... Не знаю даже. Все люди по-разному держатся. Опять же, любой напря-гаться будет, если знает, что за ним наблюдают. Так что не стоит себе этим голову забивать. Тем более, что у меня просто склонность такая – всякие вещи подолгу разглядывать. Уставлюсь на что-нибудь и разглядываю полчаса... – И откуда у тебя эта склонность? – Откуда берутся наши склонности, объяснить очень сложно. Но я все понял, и разгляды-вать тебя больше не буду. И проблем на работе желаю тебе меньше всего на свете. Полминуты, не меньше, она обдумывала мои слова. – Спокойной ночи, – сказала она наконец. – Спокойной ночи, – ответил я. И повесил трубку. Затем принял ванну, после чего улегся на диван и до одиннадцати читал книгу. В одиннадцать встал, оделся и вышел из номера. Коридор был длинный и извилистый, как лабиринт, и я решил пройти его из конца в конец. В самом дальнем конце коридора я обнаружил служебный лифт. Располагался он так, чтобы не попадаться на глаза постояльцам, но найти его оказалось несложно. Свернув по стрелке с надписью “Пожарный выход”, я оказался в тупичке с подсобными комнатами без номеров, а уже за ними, в углу, отыскал и служебный лифт. Дабы по ошибке в него не залезли-таки проживающие, на дверях висела табличка “грузовой”. Я простоял перед дверями довольно долго, но, как показывали цифры на дисплее, все это время лифт оставался в подвале. Пользоваться им в это время суток было практически некому. Из динамика в потолке лилась негромкая музыка – “Мами Блю” оркестра Поля Мориа. Я нажал на кнопку. Словно очнувшийся от спячки зверь поднимает голову, лифт встрепе-нулся и начал карабкаться вверх. 1, 2, 3, 4, 5, 6... Кабина приближалась медленно, но неумолимо. Слушая “Мами Блю”, я буравил взглядом цифры. Если внутри кто-то окажется – скажу, что ошибся лифтом. Нормальные постояльцы всегда ошибаются лифтами. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Отступив на шаг назад и сжав кулаки в карманах, я ждал, когда от-кроются двери. “15” – лифт остановился. Пауза. Мертвое беззвучие. Двери плавно раскрылись. Внутри – никого. Какой до ужаса тихий лифт, подумалось мне. Куда до него чахоточному лифту старого отеля “Дельфин”... Я ступил внутрь и нажал на кнопку “16”. Двери закрылись, кабина чуть сме-стилась в пространстве – и двери открылись снова. Шестнадцатый этаж. Обычный – никакой темноты и прочих ужасов из ее рассказа. |
