|
Но мне известно, что первый олицетворяет конфуцианство, второй – синтоизм и третий – буддизм. И стало так после того, как они вкусили этого самого блюда «тоокасан». Иными словами, у трех разных вероучений один источник. Но я‑то хочу рассказать вещь более чем странную… – И Харуё продолжила свое необычное повествование: – Эту комнату мы, как правило, запираем на ключ, но примерно раз в три дня проветриваем ее. И вот некоторое время назад мы с Осимой пришли сюда, чтобы открыть ставни, и мне показалось, что сюда кто‑то заходил. Я поначалу не придала этому особого значения. Но когда через пару дней пришла снова, кое‑что уже показалось мне подозрительным: ширма чуть‑чуть, но сдвинута, ящик комода закрыт не плотно, и так далее, но ставни были на месте. Сначала я подумала было, что мне все это примерещилось. Но все же втайне даже от Осимы специально немного выдвинула ящик комода, отметила на татами место, где стоит ширма. И на следующий день тихонечко пришла проверить.
– Что‑нибудь изменилось? – Нет, в тот день ничего. Ну ладно, подумала я, мне просто показалось. А когда зашла сюда снова дня через три… – То что? – То заметила, что ширма сдвинута со своего места, а ящик комода оказался плотно закрытым. – Да что вы говорите?! Мы с Мияко переглянулись. – Какие‑нибудь следы остались на ставнях? – Нет, следов не было. Я внимательно осмотрела ставни, вплоть до петель, на которые они крепятся. Никаких следов не нашла. Мияко и я снова переглянулись. – Со стороны сада сюда можно войти? – Да. И из длинного коридора, по которому вы шли. Но дверь в коридор запирается. – Может, это был кто‑то из домашних? – Вряд ли. Старший брат болен, не встает с постели. Бабушки? Не думаю. И Осиме тут делать нечего. – Странно. – Да, очень, – согласился я. – Еще бы не странно! Мне прямо не по себе стало. И главное, никому не расскажешь, засмеют. Я долго думала и решила позвать сюда пастуха Хэйкити. Вообще‑то обслуга у нас живет в специально выстроенном доме. Я имею в виду тех, кто рубит деревья, обжигает древесину, пастухов, тех, кто перевозит на лодках древесный уголь или древесину. Сейчас уже не так, а раньше все грузы сплавлялись по реке. – Ну а дальше что? Было еще что‑нибудь необычное? – Видите ли, Хэйкити оказался пьянчужкой, он согласился спать тут, если его обеспечат алкоголем. В первые несколько дней ничего необычного он не заметил. А на четвертый, заглянув сюда рано утром, я Хэйкити не обнаружила. Посмотрела в окно и заметила, что одна ставня открыта. Я пошла искать Хэйкити, а потом вернулась в эту комнату, смотрю – Хэйкити спит, с головой завернувшись в одеяло. Разбудила его, стала расспрашивать, и… – И что? Мы не сводили глаз с Харуё. Она смутилась и опять покраснела: – Он сказал, что глубокой ночью кто‑то сошел с картины на ширме… – Не может быть! – Мы с Мияко невольно взглянули на ширму. – Один или все трое? – Якобы с картины сошел только один человек. Но, как я уже сказала, Хэйкити увлекается спиртным, без него, говорит, спать не может. Пьет, что называется, по‑черному. Поэтому я не очень доверяю его словам. А он утверждает, что перед тем, как заснуть, выключил свет, но, проснувшись ночью, обратил внимание на то, что комната освещена и перед ширмой кто‑то стоит. Хэйкити испугался и спросил, кто там. Человек перед ширмой тоже испугался и посмотрел в его сторону. Хэйкити говорит, что то был один из священников, изображенных на ширме. – Как интересно! И что же сделал Хэйкити? – Мияко подвинулась ближе к Харуё. Я тоже, не отрываясь, смотрел на нее. |
