Пораженный таким несвойственным Харуё упрямством, я переглянулся с Норико. Почему сестра вдруг так разозлилась? Что ждет нас впереди? Какие опасности? Неожиданности?
Нервы Харуё
Когда‑то давным‑давно я читал детектив, в котором действие происходило в известняковых пещерах.
Не буду пересказывать его фабулу, замечу только, что речь в нем шла об убийстве человека в пещере. Но не в этом дело. Меня тогда поразили описания пещер, и страстно захотелось увидеть эти красоты своими глазами.
Этой книги у меня давно уже нет, в памяти сохранились только смутные воспоминания, но одна фраза всплыла из глубин сознания: «Недалеко от входа в пещеру известняковый потолок нависает над головой так низко, что ходить в полный рост невозможно, приходится наклонять голову. Но постепенно потолок становится выше; кристаллы флюорита, будто инкрустированные в стены, удивительно ярко сверкают в темени пещеры».
А далее шли описания сотворенных природой огромных «залов»: «Потолки высокие, футов в сто. С них свисают сталактитовые „сосульки“ – сотни, тысячи штук. А в середине „зала“ крупные сверкающие сталактиты цвета жемчуга образуют словно огромную „люстру“. На стенах привлекают внимание созданные природой невероятные блистающие рисунки, узоры. Кажется, находишься в сохранившемся с древности величественном, изумительной красоты дворце».
И только теперь я понял, что между пещерами, описанными в книге, и реальной пещерой, в которой я сейчас находился, существует огромная разница.
Мы, разумеется, понимали, что находимся в настоящей сталактитовой пещере. Здесь тоже повсюду с низкого потолка свисали сосульками бесчисленные сталактиты. И на стенах тоже были созданные самой природой виньетки и узоры, но тут они не светились прозрачностью, не были так роскошны и романтичны, как расписывалось в книге.
И пол, и стены, и потолок – все было сырым; время от времени капли воды падали за шиворот. Тяжелый, затхлый воздух был пропитан влагой. Флюориты, как драгоценные камни, вправленные в стены, тоже не радовали глаз; вероятно, тут их просто не было.
Мы чувствовали себя так, словно попали на дно колодца. Обуреваемые беспредельной тревогой, двигались как слепые, на ощупь, держась за стены, с осторожностью передвигая ноги. Бумажного фонаря хватало на два‑три метра впереди, а вокруг была сплошная темень без начала и без конца. Беспокойство, неопределенность давили тяжким грузом, стало тяжело дышать. И ужасно хотелось вернуться к развилке, откуда мы пришли сюда.
Неужели женщины отличаются большей отвагой, чем мужчины? Я бы с радостью бросил все и вернулся, но стыдно было перед Харуё и Норико, без всякого ропота двигавшимися вперед. Харуё на пару шагов впереди, Норико – рядом, прижимаясь ко мне. Никто не произносил ни слова.
В этой части пещеры было множество ответвлений, и не раз мы останавливались в растерянности, не ведая, куда идти дальше. В таких случаях Харуё при слабом свете фонаря изучала карту и снова пускалась в путь, не советуясь с нами.
Я неоднократно упоминал, что доброта Харуё с самого моего приезда в деревню была моей единственной опорой.
До сих пор Харуё ни разу не проявляла недовольства мною, всегда была спокойна, благожелательна ко мне, с нею я всегда чувствовал себя уютно.
Что же случилось сегодня? Чем объяснить ее внезапное упрямство и отчуждение? Может быть, я сделал что‑то не так? Чем‑то обидел ее?
В конце концов мы догнали Харуё, и я, положив руку ей на плечо, остановил ее:
– Харуё‑сан, погоди. На что ты сердишься? Почему все время молчишь?
При слабом освещении я тем не менее разглядел лицо Харуё. Оно было белым как мел и совершенно непроницаемым. Холодная испарина блестела на лбу. Она тяжело дышала, беспрерывно ловя ртом воздух.
– Я… Я совсем ни на кого… не сержусь. |