Один беженец у другого:

- Дальше-то лучше будет с харчами?

Другой:

- Откуда? СССР везде одинаков. Раз тут нет, значит там - еще хуже.

"Предпоследний поезд" из Москвы: 3 вагона чекистов, 10 вагонов "ремесленников". Совместный путь этих вагонов, - два мира, две "стихии", две силы. Среди чекистов - "курсантки", одна Матрена Семеновна и пр. Снабжение в пути. Полковник и подполковник. Завхоз. "Топтуны". Наган в дерев"янном" футляре на толстой заднице. Жены. Кошка белая. и - ремесленник "и" позади, рабочий класс в будущем, сейчас полубеспризорники, ворующие картошку в полях...

Музыкант играл все лучше и тоньше, и все счастливее - он хотел осчастливить уходящих на бой с врагом.

Я не могу сам воевать, не могу выдумать мину или самолет, но я могу обнадежить все души людей и дать им силу правильного понимания жизни.

Беженец в беспрерывной работе - суете: кипяток, хлеб, очередь за талоном, дрова, сортир, утепление теплушки, борьба с отцепкой и пр. и пр.

Вагон 5899-(Пьеса). Клавка. Фельдшер, Ив"ан" Мироныч, Раздорский и пр. Плачут, что "мало" едят, истерика, - грязная пена людей. Обжорство, вне очереди, а сами тюр"емные" служащие, кухарки и т. д., совершенно автоматические люди - еда, тепло, покой, порядок, эгоизм. С такими можно делать что угодно.

Тюрьмы, лагеря, войны, развитие материальной цивилизации (за счет увеличения труда, ограбления сил народа) - все это служит одной цели: выкосить, ликвидировать, уменьшить человеческий дух,-сделать ч"е-ловечест"во покорным, податливым на рабство.

1/3 людей не работает, а глядит на работающих.

У многих людей ум заменяется наглостью, иронией, насмешкой "вы интеллигенты" и т. д. Но за этим - невежество хулигана. Эгоизм жулика.

Ск"олько" бывает неудач в изобретениях - лишь от того, что нет терпения. Нагр"еваясь", печь простая сначала лишь охлаждает комнату, пар"овая" маш"ина" вначале работает на одну конденсацию и т. д. и т. п. Лишь потом механизм "примучивается" и работает.

Жизнь к"а"к тупик, к"а"к безысходность, к"а"к невозможность (вспомни вокзалы, евреев эвакуир"ованных" и пр.). "..."

Особое состояние - живешь, а нельзя, не под силу, как будто преть против горы, оседающей на тебя.

Начало важнейшего рассказа:

"Стоял старый дом; в доме стол, в столе среди рухляди брошюра с маленькой статьей умершего инженера, умершего от заброшенности, неустроенности и отчаяния - как всюду, как традиционно, - а в статье этой лежал секрет победы его страдающей родины над врагом человечества.

Никто этого не знал...

Зло въяве, "с" нарубки - это только то, что у нас есть внутри. Это наши же извержения, чтобы мы исцелились.

Россия всюду: Уфа, кузница, домишки,-как в уезде (а тут Башкирия). Домишки непрочные, вроде временных, отсюда, дескать, еще дальше пойдем. Куда только? Все равно. Выспимся и пойдем.

Немцы убили мать партизана, минировали ее труп, труп выставили на виду, сын-партизан увидел мать, приблизился к ней, обнял ее и - погиб.

"Отчего худеешь?-Ведь ешь ты много!"

"Ем много, а вздыхаю еще больше."

Старуха ходила в гости по родным собакам, розданным ею в разные руки. Собаки выросли, не узнавали ее и рвали старуху.

"Соврем"енная" война как инстинкт, стихийное, безумное по форме, искание выхода из невозможного своего положения. Искание не сознанием, но практикой, страданием, мукою..."

Удовольствие не обучает человека.

Мудрости не хватает лишь времени - вечности, и она видит все лишь в миге кратких времен. Отсюда, от недостатка вечности, долготы истории,-недостаток мудрости.