Поневоле задумаешься над тем, что мир, в котором ты родилась — поистине страшное место.

— Какая… гадость! — с выражением произнесла Менька.

Надо же, даже ее на чувства пробило. Первый раз моя несгибаемая премьерша дала слабину. Нет, второй. Первый был, когда Дерьмовый меч и его антипод — щит Буллщит — завоняли в унисон, пытаясь перепАхнуть друг друга.

Остальные мои соратники от вида харякруса только ручками прикрывались, да вздыхали на разные голоса, растеряв слова. Я пожала плечами, не понимая, что такого ужасного видят в Д‘Оровой Харе остальные. Конечно, рожа у мужика противная, но, судя по размеру кубка, стоящего от ректора по правую руку, она вполне могла быть еще противнее. Или попросту лежать в салате, стоящем в тазике по левую руку.

— Как же он деградировал с момента, когда я видел его в последний раз! — с наслаждением отчеканил профессор Лёдд. Похоже, ему позор ректора доставлял большое человеческое удовольствие. — И растолстел, и полысел, и опустился… Фу!

— Ну и вы, предположим, за последние лет сто не похорошели, — раздался от дверей совершенно спокойный ректорский голос. — Вы уже все посмотрели, молодые люди? Тогда, может быть, оставите мой кабинет и побежите сплетничать обо мне по факультетским общагам?

Обведя свою команду взглядом, я поняла: определенно этот мир жидок против моего. Все глядели на Шамбла так, словно он Шамбалу взорвал. А он всего-то выжрал стопарик под селедочку с луком да улыбнулся в камеру! Все-таки хорошо, что в прошлой и, надеюсь, невозвратной жизни я была непритязательной, бывалой тефтелькоподавательницей.

— Ректор, — улыбнулась я самой светской из своих улыбок, — ректор. А зачем вы его прячете? Очень миленький портрет.

— ЧТО???!!! — одновременно прокричал и прошептал Д‘Ор. Выглядел он так, будто выбирает, станцевать ли ему ламбаду на столе или спрыгнуть с самой высокой из башен Хогвартсорбонны. Да и соратнички мои, поняв, что я сказала, судя по их виду, приготовились умирать.

— Миленько, я говорю!!! — проорала я, чтобы до всех дошло. — Живенько, темпераментно, естественно. Вы тут такой пылкий. — И, мысленно попросив прощения у Розамунда, подмигнула ректору, находившемуся на грани между оргазмом и инфарктом.

Команда моя, стоявшая в состоянии глубокого обморока, наконец, отмерла и загомонила, убеждая ректора, что он очень неплохо смотрится на харякрусе и негоже такую красоту за диванами прятать. Ректор, прослезившись, кивал головой и явно был готов ради нас, прекрасных людей, на все, на все буквально.

— Между прочим, — вдруг задумчиво произнес Прозак, — вам бы не на стены эту штуку вешать, а обратно с ней воссоединиться. В ней — я это чувствую всей своей проклятой душой, мы, проклятые души, отлично друг друга понимаем — хранится и ваш магический потенциал, и мужской, и много всякого-разного. Вы отказались от них, потому что хотели быть хорошим. Вам всегда хотелось быть хорошим мальчиком. А…

— А хорошие мальчики плохо кончают, — неожиданно перебил Прозака Деанус. — В буквальном смысле, ректор. Или не кончают вовсе. Может, вернем эту часть вас туда, где ей положено быть, а, ректор?

Шамбл Д‘Ор глядел на нас затравленно и молчал. В его глазах крутился счетчик, но я была уверена, что похотливый старикашка согласится.