В его глазах крутился счетчик, но я была уверена, что похотливый старикашка согласится. Пусть это добавит ему пуза, лысины и морщин, пусть борода его в одночасье побелеет, но он согласится! У мужчин, придурков, нет ничего дороже ЭТОГО.
Потуга двадцать вторая
— Я мог бы вам посодействовать, — продолжил соблазнитель из самой преисподней. — Есть у меня одно ценное знакомство…
— Так задействуй его, — ответила я за ректора, не дожидаясь четко выраженного согласия. — Развяжись уже и задействуй, хватит демонстрировать нам свои оригами и шибари, рукоблуд!
— Эх-х! — выпутываясь из веревок, ностальгически протянул Деанус. — Где наша не пропадала…
— Ваша везде пропадала, — пробурчали мои братцы в унисон, на всякий случай принимая боевую стойку.
Деанус мазнул по ним сальным взглядом и скрутил из пальцев обеих рук невыразимой отвратительности кукиш. Только я собралась возмутиться: что за гнусные вольности в монаршем присутствии? — как из воздуха, потрескивая, соткалось нечто зелененькое и наглое. С крылышками, рогами, копытцами и хвостом со стрелкой на конце. Облизнувшись, оно напрыгнуло на ректора, так же, как и я… В смысле, не дожидаясь его согласия. И начало творить такое-е-е… что я немедленно вспомнила Ночь Большого Разврата в замке цу Кабздецов. И наученная горько-сладким опытом, рванула к выходу из кабинета. Вслед нам неслись звуки, отвратительные в своей однозначности.
— Это что за хрень? — в ужасе спросил Финлепсин, вываливаясь следом за мной в коридор и продолжая закрывать рукой глаза Поппи.
— Да! — всемерно поддержала его Менька, так же старательно закрывавшая глаза Чкалу.
— Суккуб, — пожал плечами Деанус. — Сейчас она вернет ректору его, гм, целостность через…
— Не надо подробностей! — взмолились все присутствующие. Фон Честер только гадко ухмыльнулся. Похоже, у него имелись гадкие ухмылки на все случаи жизни.
За время, пока за стеной вовсю восстанавливали целостность ректора, я успела похвалить себя, обругать, снова похвалить, поссориться с собой же, отметая все новые и новые попытки неконструктивной критики… Критика танком ездила по моей фирменной удаче. Это она, зараза-удача, помогает мне решать чужие проблемы, но ни черта не приближает решение моих собственных. И даже, кажется, уводит меня от цели все дальше и дальше. Вот вроде бы и мыслю государственно, и иду прямо к цели, а конца-края этому квесту не видно. И бронелифчик мой облупился, и укладка с каждым разом держится все хуже, и даже титановые шпильки не выдерживают нагрузок… Когда, спрашивается, это кончится? Хеппи-эндом, конечно. Ни на что другое я не соглашусь.
— Боюсь, что у вашего величества проблемы, — заметил профессор Лёдд, выслушав мой вопрос, адресованный не ему — а кому? Ну разве что мирозданию. Или потолку в коридоре. — На вас порча.
— И венец безбрачия? — иронически, но с дрожью в голосе поинтересовалась я.
— Не думаю, — не понял юмора профессор. — Вы же уже замужем? Значит, с формальной стороной вопроса все в порядке. А вот некая испорченность явно наблюдается.
— Но-но! — встряла Мене-Текел-Фарес. — Это что за намеки в адрес нашего девственного величества?
— Это не намеки, — отмел инсинуации Лёдд. — Это констатация факта. Ее величество, при всей своей невинности, ухитрилось поймать заболевание, передающееся культурно-половым путем.
— Каким? — изумилась я. Нет, я, конечно, не эксперт в вопросах испорченности, но неисправная застежка бронелифчика обеспечила мне… некоторый опыт по обсуждаемой теме. |