Почти всю ночь он провел в «Свином ухе», надеясь увидеть Оливера. Но тот так и не появился. Джайлз принял меры, но ни за какие деньги ему не удалось выведать, в какой тюрьме содержат легендарную Девинетт.

Ничего не зная о том, где Оливер и не арестован ли он вместе с Софией, Джайлз оглядывал сидящих в зале суда, надеясь, что все же разглядит знакомую фигуру мужчины с изрядно поседевшей шевелюрой.

Несчастная очередная жертва на скамье подсудимых выслушала единодушное решение трибунала: виновен. Убитый горем мужчина поднялся, низко опустив голову, и удалился под ликующий рев и улюлюканье враждебно настроенной публики. Разбушевавшаяся галерка даже не дала расслышать имени следующей жертвы.

Но все это продолжалось лишь до тех пор, пока за спиной общественного обвинителя не открылась дверь. В зале тут же зашикали, и наступила тишина.

В дверь вытолкнули пожилую пару, мужчину и женщину, за ними следом появился ухмыляющийся стражник, который продолжал немилосердно толкать их в спину, так что женщина едва держалась на ногах. Мужчина с достоинством и врожденной галантностью поддержал ее и бросил грозный взгляд на наглеца.

Мужчина был высок и жилист, а стражник — коротышка, и он даже попятился от своего пленника. Дворянин с усмешкой убедился в своей маленькой победе.

Неожиданно появилась третья обвиняемая — невысокая женщина в простом белом платье. На мгновение Джайлз почувствовал, что она опять принадлежит лишь ему одному. Он видел роскошный цвет ее волос, упрямый подбородок. Но тут и публика узнала ее и, вопя, вскочила с мест, заслонив её от него.

Прибыла наконец их героиня, их символ революции, которую они воспели в песнях, запечатлели в изображениях. Но вместо обожания или сочувствия зал заседаний наполнился злорадством и мстительными выкриками:

— Австрийская сука!

— Проститутка!

— Предательница!

— Теперь-то нож укоротит твою шею!

Толпа неистовствовала и вынесла свой приговор еще до того, как обвинитель успел произнести хоть слово. И по улыбке на лице Фукье-Тенвиля Джайлз понял, что это было одно из таких дел, какие тот любит более всего. Сощуренный взгляд хищно уставился на жертву.

Ненависть толпы к Софии терзала Джайлза так же сильно, как росла в нем любовь к ней.

Джайлз решительно отстранил фигуру впереди себя и внимательно посмотрел на Софию. Среди бушующей ярости и ненависти она стояла гордо, с высоко поднятой головой.

В эту минуту он с особой ясностью понял, за что так сильно полюбил ее. Безрассудная и смелая, она смотрела в лицо своим озлобленным хулителям со светлой улыбкой. Ее волосы свободно спускались локонами на плечи и спину. Ее лицо без былой ужасной краски и без косметики было фарфоровым, на нем нежно алел румянец.

Джайлз не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее такой. Ее лицо без маскировочных средств лишилось довольно сильной защиты. Почему так, Джайлз и сам не понимал, однако он, зная каждый дюйм ее тела, каждый его изгиб и то, какая она вопреки ему самостоятельная в своих действиях, никогда не видел лицо Софии таким целомудренным и чистым.

Она обвиняла его в поверхностности, а он искренне влюбился в нее во всех ее обличьях и маскарадах. Мысль эта едва не рассмешила его. Сегодня же в первый и, может быть, в последний раз он видел перед собой реальный образ той, которую полюбил.

И словно обрел зрение после долгих лет слепоты.

— Перед вами, граждане, находится женщина, которую вы все знали под именем Девинетт. Загадка. Но я объясню вам, что стоит за этой загадочностью. Ее преступления. И каждое из них — предательство по отношению к Республике.

Фукье-Тенвиль, вспомнив о своих обязанностях, наконец вежливо предложил Софии присоединиться к пожилой паре на скамье подсудимых.

Общий шум и мстительные вопли не позволили расслышать имена остальных обвиняемых и то, в чем их обвиняли.