– Вы слышали? – спросил он.
– Слышал, герр генерал.
– И сейчас слышите?
– Слышу, так точно.
– Что же это, во имя господа бога, может быть? – Он слышал, как нарастающий страшный грохот заполняет постепенно все пространство вокруг, – Это не гром. Звук гораздо сильнее. И продолжительнее. А что значит этот ветер со стороны ущелья? генерал уже едва мог слышать свой собственный голос из‑за раскатов, доносящихся со стороны ущелья, с востока. – Плотина!
Неретвинская плотина! Они ее взорвали! Немедленно уезжаем отсюда, – крикнул он водителю. – О, господи, да скорее же!
Машина дернулась и помчалась вперед. Но было слишком поздно. Слишком поздно для генерала, слишком поздно для его танков, рассредоточенных вдоль берега, слишком поздно для двух отборных дивизий, готовых погубить семь тысяч фанатиков‑партизан, засевших в Клети Зеницы. Огромная стена воды многометровой высоты, с сокрушительной силой поднимая вверх огромные камни и выворачивая с корнем гигантские деревья, выплеснулась из пасти ущелья.
К счастью для солдат Циммермана, страх смерти и сама смерть настигли их почти одновременно. Мост через Неретву вместе с машиной самого Циммермана были сметены в одно мгновение. Огромной мощности поток накрыл танки и тысячи солдат. Когда стихия угомонилась, на берегах реки едва можно было обнаружить признаки жизни. Одна‑две тысячи солдат, успев подняться выше по склону, обеспечили себе, хоть и на короткое время, передышку, но две трети армии исчезли сколь мгновенно, столь и безвозвратно. За минуту, не более, все кончилось.
Немецкие танковые дивизии были уничтожены. А смертоносный поток воды продолжал нестись дальше, сметая на своем пути все.
– Молю Бога, чтобы никогда не увидеть ничего подобного, – генерал Вукалович опустил бинокль и посмотрел на полковника Янци. Взгляд его не выражал ни радости, ни удовлетворения.
Только усталость и сострадание.
– Человек не должен умирать такой страшной смертью, даже если это твой враг. – Он помолчал, потом продолжил:
– Мне кажется, небольшая часть пехоты смогла спастись. Позаботьтесь о них, полковник.
– Я о них позабочусь, – угрюмо произнес Янци. – Этой ночью убитых больше не будет, будут только пленные. И никто больше не будет стрелять. Первый раз в моей жизни, должен признаться, я не рвусь в бой.
– Тогда я вас оставляю, – генерал устало улыбнулся. – Мне предстоит деловое свидание. На неретвинской плотине или, скорее, на том, что от нее осталось.
– С тем самым капитаном Меллори?
– С тем самым. Мы сегодня отбываем в Италию. Судя по всему, мы были несправедливы к этому человеку. Как вы думаете, полковник?
– Лично я никогда в нем не сомневался, – твердо произнес Янци.
Вукалович улыбнулся и повернулся, чтобы уйти.
Капитан Нойфельд с перебинтованной головой стоял, поддерживаемый двумя солдатами, в лощине, спускающейся к Неретве. Он неотрывно смотрел, охваченный ужасом и все еще не веря своим глазам, на то место, где раньше было ущелье. Теперь не более чем в десяти метрах, под его ногами, с огромной скоростью несся все разрушающий на своем пути поток. Он медленно покачал головой. Постепенно до него стал доходить смысл того, что произошло, – это полное и окончательное поражение. Он повернулся к молодому солдату. Лицо солдата, как в зеркале, отражало мысли Нойфельда.
– Возьмите двух лучших лошадей и скачите к ближайшему штабу вермахта к северу от ущелья Зеницы. Сообщите им, что войска генерала Циммермана снесены потоком. Точно мы в этом не уверены, но предполагаем. Скажите им, что долина Неретвы – это долина смерти, и никого не осталось, чтобы защитить ее. |