|
Какое-то время идем по ущелью, похожему на высохшее русло ручья. Справа и слева высятся деревья, корни которых нашли достаточно влаги, чтобы выдержать тропическое пекло. Однако нас удивляет отсутствие птиц. Возможно, вчерашний пожар спугнул их. Песок приобретает все более красноватый оттенок и в некоторых местах похож на огромное скопище ржавчины. Ущелье сначала сужается, потом вдруг расширяется. Входим в круглую долину шириной более двух километров, и здесь — новый сюрприз. По красновато-коричневому гравию, окрашенному окисью железа, тянутся полосы известковой глины и произрастают какие-то чахлые кустики. С подобным пейзажем мы знакомы давно: эта земля — пыльная, пустынная, блеклая и бесплодная — золотое поле. Природа здесь, подобно миллионеру в рубище, уверенному, что он всюду желанный гость, не дала себе труда украситься богатым одеянием из трав и цветов. Внешне она бедна, но под «рубищем» наносной почвы полно неслыханных сокровищ. Только — увы! — миллионам под ногами мы можем уделить лишь мимолетное внимание. Невольно приходят на ум слова из басни о петухе, который нашел жемчужное зерно:
Эти строки Лафонтена как нельзя лучше подходят к нашей ситуации: мучимые голодом, находим только золото. Подкованный железом ботинок Сириля отбрасывает нечто желтое величиной с куриное яйцо и весом, вероятно, в семьсот — восемьсот граммов. Это изумительный самородок в форме груши, хорошо отшлифованный, без блеска, как бы слегка задымленный. — Сколько же их тут! — Сириль смеется. — Ведь надо же: золото растет как картошка! — А ты предпочел бы картошку самородку? Но тут, гурман, ничего не поделаешь. — И все-таки положу слиток в карман, мало ли что может случиться. — Ты, кажется, надеешься найти ресторан? — Натолкнись мы на таверну, я заплатил бы за завтрак всей компании, не взяв ни с кого ни полушки. На Сириля вдруг что-то находит… Лихорадочно глазея по сторонам, перебегая с места на место, он начинает искать золото, позабыв о голоде. Его пример заражает поселенцев. Они тоже принимаются жадно разгребать драгоценный песок. МакКроули, Робартс и я, удерживаемые самолюбием, демонстрируем «равнодушие» к этому богатству, столь же бесполезному, сколь и неожиданному. Однако любопытство постепенно делает свое дело. На несколько минут мы также превращаемся в золотоискателей и, подчиняясь неодолимому опьянению, свойственному всем европейцам, впервые начинающим копать золотоносную почву, ковыряем ножами верхний слой песка, затвердевшего от смены солнца и дождей. Но скоро пустой желудок напоминает о себе: золотая лихорадка лишь ненадолго победила усталость и голод. Покрытые потом, задыхаясь на солнце, смотрим втроем друг на друга и не можем удержаться от смеха. — Что скажете, МакКроули? — Стыжусь своей выходки. А вы? — Тоже. Том созерцает нас уже полчаса, и представляю, что обо всем этом думает. О! Если бы я был в Мельбурне, — говорит слуга-абориген, — то собирал бы песок, чтобы пить виски. Здесь — виски у майора в повозке, так зачем же золото? Голод и наивность Тома возвращают поселенцев к действительности. Они прекращают охоту на «желтого дьявола». — Пошли, ребята, — зовет их Робартс. — Добыча-то хоть приличная? — Да, сэр. Как жаль, что самородков нельзя набрать побольше. — Жаль, конечно. Однако не забывайте: дома вы и так получите компенсацию за все перенесенные страдания — сэр Рид намерен обеспечить всем хорошее будущее. Хотя, разумеется, и найденное пригодится. Но пока надо раздобыть пищу. Здесь, к сожалению, ее нет. Уже почти четыре часа пополудни, а со вчерашнего дня ни у кого во рту не было даже маковой росинки. |
